Йуллийель покидала гостеприимное Темное Сердце, следуя верхом в отряде эльфов, сверкающих разноцветными плащами. Девушка обогатилась житейской мудростью сверх всякой меры, пила крепчайшее едкое морумское вино, выучила пару десятков скабрезных русских частушек. Но все равно была несколько обижена, что ей не довелось присоединиться ни к какому из отрядов, победивших паучье племя. Осталось надеяться на разбежавшихся пауков – поэтому Йул была до зубов вооружена и настроена крайне решительно.
Маруся рассматривала спины удаляющихся всадников.
– Эльфы, конечно, поровнее да на рожи поприятнее, – вынесла она вердикт, – но и я для них проста да широка. Я уж своих обихожу. Как вас там чернявенький называл? Кирда… херда…
– Мы скальные орки, – нудно повторил Мурбук. – Можно и запомнить, Марусса.
Гленнер белозубо улыбнулся.
– Уже и поле распахали под озимые, – гнула свое Маруся. – Назначила председателей, наделала колхозов… чтобы в каждом по три быкоглава, не меньше… дисциплина первое дело. Поднимать надо Морум ваш. Поднимать.
– Он встанет, – мягко сказал Гленнер.
– Права женщин опять же, – задумчиво сказала северянка. – Как обеспечить прирост населения-то? Я, конечно, не Клара Цеткин…
– Дракон говорил, у его народа правят матери. Ты хочешь такого же для Морума? – поинтересовался увечный эльф.
– Отчего бы нет, – буркнула Маруся. – Баба-то она завсегда грамотней мужика. Уж хуже точно не будет.
– Будет лучше. Я уверен, – подытожил Гленнер.
Маруся посмотрела вниз – около стены Темного Сердца, на неприметном месте между грубой каменной кладкой и широким непроходимым рвом, земля была взрыхлена и затем слегка примята. Там покоились останки позолоченного паука. Паука, похороненного вместе с волшебной бляхой дайны Вековечной Тенистой Пущи, Ольвы Льюэнь, которую попробовали, но не смогли выломать из хитиновой брони.
Над могилой Трорин установил откованную на скорую руку восьмилапую фигуру, на которую Маруся не пожалела пару горстей золотых монет – покрытая золотом снаружи, она блестела в лучах солнца, как экзотический иероглиф или новый символ Морума. Из темной земли пробились безвременники, которые тут сами вырасти ну никак не могли… и лежали игральные кости, которые после первого же дождя грозили пропасть из виду навсегда, затонув в почву.
– Золота там мало, только слой сверху, – сказала Маруся. – Не сопрут. Смысла нет, да и фигня дико тяжелая. Троллем из кузниц тащили. А сопрут – так я найду и своей рукой шкуры поснимаю с ворья! С этим строго надо. Сразу.
Помолчали.
– Дядь Ген. – Маруся положила руку на нагретый осенним солнцем лоснящийся бок кобылы.
Гленнер снова улыбнулся.
– Знаешь, на что похоже вышло? Мастер Войны говорил: танки, машины самоходные, военные… потом расскажу, у вас такого, поди, не видывали… а это заслоны им были, противотанковые ежи. Где бы войны ни шли – а память о себе они оставляют одинаковую… Ну, за работу, крепостные! Даешь пятилетку в три года… родина-мать зовет.
* * *
– Мастер. Мастер Войны.
Нейроны снова вышли из-под контроля.
Лицо, выплывшее сейчас из хаоса отрывочных воспоминаний и тьмы, казалось слепленным из неправильных мазков света и теней. Оно висело будто в невесомости, ни к чему не приделанное, и гертаец не сразу сумел сфокусировать взгляд.
– Тай…тингиль.
– Ты кричал.
Мастер Войны стиснул зубы, приподнялся на локтях.
– Я да.
Умирающий корабль дрейфовал в космосе.
Каждый из путешественников как мог приходил в себя. Все ресурсы криданского десантного бота и правда были на исходе. В полутьме только слабо перемигивались огоньки на пульте и мягко моргало аварийное освещение.
– Мы прыгнули.
Витязь вытер рукой нос и подбородок, глянул на темное, скользкое в ладони, поморщился.
– Прыгнули?
– Прыжок в гипер… пространство, так называют геяне. Тяжело… переносят. Криданцы еще хуже. Йертайан легче, намного, но…
Инопланетянин с трудом перевалил тело черед подлокотник пилотского кресла, уперся коленями, ладонями. Он разгибал себя, как давно заржавевший погнутый гвоздь.
– Живы?
– Живы, – шепнул Тайтингиль. – Не могу разбудить. Тебя – смог.
– Это сильнее… прыжка. Драконья кровь.
Белые глаза с широченными зрачками уставились на Тайтингиля.
– Тебе не сделалось ничего. Я еле собрал нейроны, а ты… бодр. Такие пилоты, как вы… покорили бы галактику.
– Если бы… мы были, верно? Если бы эльфы были в твоем мире… но нас нет, союзник. Мы в Эале, в единственной складке ткани мира, а оттуда уходим прямо в Чертоги Забвения, – горько выговорил Тайтингиль.
Мастер Войны поднялся со стоном.
– Драконья кровь… Где мы?
– Не знаю, – задумчиво выговорил витязь, – я же еще не пилот. Еще нет.
Корабль автоматически перешел на режим минимального жизнеобеспечения, и большинство источников света выключились.
Тайтингиль не мог оторвать взгляда от сонма звезд, висящих за мутным стеклом маленького иллюминатора. Они двигались, жили своей жизнью – и, казалось, даже дышали, ритмично мерцая в пустоте.
Звезды…
Мастер Войны наклонился над Алиной, лежащей навзничь, провел пальцами по вискам, по шее.
От Котова была видна только филейная часть, остальное скрывалось под креслом.
– Надо выводить. Может быть… звездная горячка. Кот-ту не будет плохо, – он скривил рот в ухмылке, – Безмозглый, нейронов нет, нечему портиться.
Тайтингиль подошел к пульту, коснулся подлокотника кресла. Слабо освещенная панель управления кораблем притягивала взгляд.
Притягивала.
Мастер Войны деловито шуршал по одному ему ведомым закромам, поругиваясь на бесхозяйственных криданцев.
– Корабль умирает. Я чувствую, – сказал витязь.
Раздалось басовое лязганье, по обшивке прошла короткая дрожь.
– Что это?
Мастер Войны мельком глянул в иллюминатор.
– Она избавляется от лишнего, корабль. Отстрелила съемный модуль. Чтобы не… не поддерживать. Экономит ресурс. Воздух.
– Вот как, – тихо сказал витязь. – Я шел к звездам… чтобы погибнуть среди них? Какие красивые… вижу так близко, есть время рассмотреть. Но… неужели все кончится вот так? У меня же… сын.
– Сын, – еле слышно ответил тот. – Сын… у меня был. Хороший воин. Погиб в золоте как истинный йертайан.
Он невесело усмехнулся.
Нашелся медицинский пакет. Мастер Войны распаковал шприц, осмотрел потускневшие надписи на ампулах.
