В носу снова предательски пощипывало. Но Алинка, стойкая и сильная девочка, когда-то бестрепетно «пристрелившая» объективом айфона отца с двумя чужими тетками в кровати, не собиралась сдаваться.
Иван Андреевич тоже не собирался.
– У вас – точно – были неприятности. Из которых я помог выбраться. И я не советовал бы вам сейчас искать, – король двергов сделал значительную паузу, – новых приключений. На… – Его взгляд скользнул по утянутым джинсами бедрам Алинки.
– Вы, гражданин, советов не давайте, – строго сказала Маруся. – Мы давно уже не Советский Союз. Нам мужиков надо выручать. Наших. Можете помочь – помогите. Нет – сами будем искать дальше.
Иван Андреевич развернулся к ней и некоторое время оглядывал великолепную северную деву. Маруся рефлекторно уперла кулаки в бока и смотрела прямо, не мигая.
– Ничуть не сомневаюсь и в ваших способностях, Мария Кузьминична, – наконец сказал Монахов, тщательно подобрав слова, – но и вы меня поймите. У меня есть миссия. Охранять. Оберегать. Всеми доступными мне способами. В данном случае это значит – убедить вас… не мешать. Не мешать… себе же. Надеюсь, вы поймете меня. Обе.
– Смотри-смотри, – проворчала медведицей Маруся, – на меня и не так Егорыч смотрел, когда по накладной водки не довез, а я ущучила…
Алина поднялась.
– Иван Андреевич. Но вы хотя бы можете сказать мне… нам. Сказать нам хоть что-то. – Ее голос звенел, но вдруг она понизила тон и совсем жалобно, по-девчоночьи прибавила: – Ну пожалуйста…
Король-под-Москвой замер. Подумал, глядя на странную парочку – огромную северную бабу с толстенной косищей и бюстом седьмого размера и маленькую Алинку, словно выпавшую из мультика-аниме.
– Скажу, – неспешно выговорил дверг. – Если вам, барышни, попадется в руки странный ингредиент – жидкость, тяжелая, как ртуть, красного цвета, переливающаяся градиентом в золотой… и быстро кристаллизующаяся на воздухе… Немедленно дайте знать. От этого напрямую зависит положение дел, – улыбка чуть тронула его губы, и взгляд снова вернулся к Марусиному великолепию, – у ваших мужчин. Зависит, как быстро к ним на выручку попадут бойцы «Одинокой Горы». Убедительно вооруженные по последнему слову современной техники.
– Чайку, девочки, – сказала тетя Сара, покачивая бедрами и вынося поднос с разнотипными, покоцанными временем чашечками из недр обители двергов. – Это чай с багульником, но, поскольку багульник смертельно ядовит, я положила его немного…
Маруся принюхалась, кивнула.
– В самую меру ты положила, тетка, багульника… убери, не доводи до греха.
Под рукавом-фонариком ситцевого платьишка загуляли мышцы.
– Умница, – одобрительно выговорила тетя Сара. – Ты таки детка умница, – и уважительно обвела взором Марусин тухес, во всех смыслах превосходящий ее собственный.
– Ладно. – Алинка взяла чашку чая и выпила залпом. – Ладно. Багульник так багульник. Уже все равно. Пошли, Марусь. Это не конец. Это – начало.
Маруся подцепила подругу под мышку и повлекла ее на выход, попутно войдя в мужские шлепанцы Котика, бурча: «Ну их, темнят, сидят по норам, баб щупают, вон один в костюме с галстуком, а туда же»…
– А? – отвлекся от дел Лев Абрамович и торжествующе покачал головой. – А! Есть женщины!
– Надо ли было, Яков Ааронович, – негромко сказала тетя Сара, – про кровь-то. Надо ли было?..
– Девочки везучие, – выговорил Монахов, – у нас пока не получается. Можно сделать ставку на них. – Король-под-Москвой взял одну из оставшихся чашек и неторопливо пригубил.
– И уж голыми они от нас точно не уйдут! – слегка не в тему воскликнул Лев Абрамович, раскатывая парчовый металлик поверх черной шагрени.
– Девушка, будьте любезны!
Рыжая официантка в любимом Ирмой ресторанчике на Дмитровской споро расставила на столе заказ.
Сидящая рядом с Алинкой Маруся сосредоточенно листала «Космополитен», временами ахая, временами гневно фыркая.
– Поняла, Марусь? – спросила девушка. – Во, платишко почти как у тебя. Стиль этно с элементами винтажа.
Северянка с сомнением покачала головой.
– Какого монтажа? Бабкино платье, я разве что проймы ушила чуть, в плечах бабка шире была… А ситец, во какой крепкий ситец, довоенный! – Она прилежно помусолила ткань.
– А что тебе дверги сотворят! Я даже и не знаю! Но предвкушаю – классное! – пообещала Алина.
Она высыпала в свой шейкер порцию спортпита, долила принесенной минеральной водой, энергично встряхнула и сделала глоток.
– Этот, коренастый, – сказала Маруся, – вежливый. Кто он?
– Дверг. Дверги – это гномы, понимаешь? И он тоже. Он их король, зовут его Иван Андреевич Монахов. Вообще-то Яков Ааронович Менахем, но…
– Тоже еврей, значит, – подытожила Маруся. – Евреи – они хитрые. И Лев твой Абрамович жук непростой, и король этот. В костюмчике.
– Ну Марусенька, не будь расистом! Иван Андреевич мне помог, когда я попала в полицию, а теперь…
– Абсистенцию, сказал, ищите. Я запомнила – красная, золотая, горячая, тяжелая. – Северянка глянула чуть в сторону, и щеки ее по необъяснимым причинам зарделись. – Сперва жидкая, а на воздухе каменеет.
– На воздухе каменеет, – повторила за ней Алина. – Послушай, Маруся. А я ведь знаю, что он ищет. Драконью кровь. Я была там, около дракона. Дядя Тай его гладил, и кровь… вот такая, как сказал Монахов, тягучая, красная и золотая, ну как лак с блестками… она не оставалась на пальцах, а рассыпалась, как песок. Как маленькие камешки. Значит, ему нужна драконья кровь.
– Пашка как ушел – и озеро другое стало, – сказала Маруся, прихлебывая мудреного коктейля с манго. – Ммм, на морошку похоже… На морошку с можжевеловой ягодкой… Рыбы осталось там, в Змеином, и много, это он не наврал. А все одно, не тот коленкор уже, без дракона-то… И мужики перепили, передрались. До смертоубийства аж дошло. При Пашке такого не случалось.
– Мария Кузьминична?
Белошвейка Беспрозванного, одетая в современный яркий спортивный костюм и узнаваемая с большим трудом, подъехала к столику на веранде на роликах.
– Вот, Лев Абрамович передал. Уже готово. Сели в пять пар рук.
Она достала из рюкзака пакет шуршащей коричневой бумаги, перевязанный разноцветной бечевкой.
– Носите на здоровье.
Маруся сунула нос в пакет, пока Алинка давала чаевые белошвейке и изучала счет за пошив.
– А уборная тут есть? – поинтересовалась северянка, колупая ногтем плотную космически-серебристую ткань. – Дурацкое – ужас… но я бы примерила.
По осенней московской улице шли, вдыхая загазованный воздух мегаполиса, две девушки. Чуть в стороне голосил мегафон, зазывающий на распродажу якобы таможенного конфиската, круглосуточный магазин пах ванилью и сдобой, а цветочный ларек-аквариум источал парфюмерные ароматы.
