Скальные потеряли там половину своих. Если учесть, что ранее Мастер Войны сократил войско еще на треть – убыток был очень серьезен.
Зугд отчаянно хромал, Окус и вовсе потерял левую руку по локоть. Кровавый след паучьего когтя рассекал лицо Мурбука – глаз затек, губа висела уродливым набухшим лепестком.
– Мы должны вернуться, – сказал он.
Тхаш сжал кулаки.
– Куда? Ку-да?!
– К нему. К Мастеру Войны.
Удушливая волна бешенства залила сердце Тхаша.
– Что ты несешь?
Он прыгнул, схватил Мурбука за плечи, встряхнул, как ездовой волк трясет пойманную болотную крысу.
Громко заплакал орчонок на руках одной из уцелевших самок.
– Вернуться. Ты не победишь пауков, Тхаш. Плохой знак! Храм Жизни, они захватили его! Впервые за много поколений Храм Жизни во власти чужих! Плохой знак! Надо верить приметам, Тхаш! Понимать, что происходит!
– Плохой знак! Плохой! – послышалось тут и там.
Скальные были суеверны. Проклятые тупицы!
Тхаш яростно оттолкнул Мурбука.
– Их победит огонь, – не переставал бубнить тот. – Но мы не сделаем такого огня. Ты начнешь раскладывать костры – пауки растащат их тут же. Ты пойдешь с факелом – они нападут. Дракон делает огромный огонь – он убьет их. Надо вернуться к нему. Поклониться ему и просить спасти нас.
– Он чуть не убил нас всех, болван! – заорал Тхаш, окончательно потерявший самообладание. – Он – зло!
– Мы тоже зло, – сказал Мурбук примирительно.
– Мы тоже, – подтвердила старая самка.
– Мы… И мы…
– Надо идти. С пауками страшно… Захватили… Самим не справиться, – понеслось над поляной.
– Дракон дает золотые бляхи, – поддержал хор Окус.
– Да чтоб ты провалился! – заорал Тхаш, наступая на дерзнувшего возражать ему соплеменника. Мурбук собирался возразить…
И почти что провалился. Он попятился, запнулся о корень и неловко повалился на моховую подушку.
А прямо на него из-за поворота хорошо утоптанной лесной дороги вывернулось что-то такое чудное, что орки и обозначить никак не могли, – белый сундук на колесах, с окнами, забранными стеклом, но без витражей…
Внутри металась, оглушительно тявкая, большая черная собака – и сидели две самки. Одна вроде эльфийская, лицо которой странно перекосилось при виде орков, и вторая…
Вторая!..
Глава 20
Орки
– Тук-тук, – сказал Тхаш и постучал секирой в окошко.
Лаки оглушительно тявкнул.
– Пошел на…й, – отозвалась Маруся и показала изнутри кулак. Алинка скорчилась под рулем; она приходила в себя, сжимая в руке черный спецназовский выкидник Юры Буханца. Выкидывать его в сторону двухметрового… мужика? Не мужика? Клыкастого, частичного голого и грязного, покрытого грубыми коваными и кожаными доспехами, увешанного до зубов черным, щербатым, но несомненно острым оружием, пока не хотелось.
– Давай порубим колесницу и вынем баб, – предложил Мурбук, пытаясь приладить губу на место. – Маленькую на суп, большую в дело.
Маруся сложила несколько незамысловатых фигур из пальцев, ткнула в его сторону и прошептала:
– Алинка, давай очухивайся и вылазь. Все равно вынут, по глазам вижу. Глаза у них – как у наших деревенских после бабы-Клавиных самогонов.
Дядя Юра учил так же: бей и беги, беги и бей. Но бежать было некуда. Алина поняла: все ее переживания, девичьи беды и страхи ничего не стоили. Страшное, настоящее – начиналось только сейчас.
Она длинно выдохнула, восстанавливая ясность рассудка.
«Я должна быть достойна Мастера. Моего Мастера. Я…» Маруся неспешно распахнула дверку «смарта» и по сантиметру вытащила свое шагренево-серебряное великолепие из узковатого по всем параметрам проема. Бесстрашно шагнула к Тхашу, чуть привстала на цыпочках и почти уперла нос пуговкой в его плоскую морду.
– Ты на кого топориком стучишь? На меня штоле? На меня и не такие в окошко стучали, когда надпись «переучет» вешала. Похлеще твоего клапана горели! Так что не напужал. Дорогу покажешь или мы дальше сами поедем?
– Не поедем, – подала голос Алинка, – Километров пять, не больше… Лампочка горит, давно уже.
Лохматая черная собака поскуливала из-за ее спины.
– Ты отважная, – заинтересованно сказал скальный орк, разглядывая Марусю и не обращая никакого внимания на писклявую Алинку. – И… большая!
– Ты мне не идиетолог. Еще расскажи, что у бабы грудей и жопы быть не должно, черт нерусский, – напирала Маруся, и, к изумлению Алинки, орк по миллиметру отступал. – И сюда мода московская дошла на тощих баб? Моя величина не про твои лапы, мандикюр сначала сделай. Кто тут главный?
– Он и главный, – выговорил Мурбук, не сводя взора горящего с Марусиных кондиций. – Де… де… дева.
– Вот, вежливый, – одобрила Маруся. – Значит так. Люди вы первобытные, примитивные. Мы сейчас посовещаемся да и купим у вас бензину.
– У меня дизель, – сказала Алина.
– Тем лучше, соляру проще взять. Выменяем, вон, на твой айфон, на хрена он тут сдался. А ну, отошли все и убрали рыла от машины!
Тхаш собрался возразить, но упорствующий в дерзости Мурбук неожиданно схватил предводителя за локоть и отдернул прочь, попутно отвесив пендель увечному Зугду.
– Ты посмотри на их повозку, – выговорил Мурбук. – Будто половина круга, и прозрачные окна, и колеса на толстой черной коже… Свет внутри, но ничего не сгорает от этого света… Где ты такое видел?
Тхаш рывком обернулся и пару секунд изучал бедолажку «смарт», вжавшийся в лесную дорожку.
– В Храме Жизни… – прошептал Тхаш. – В Храме…
Пауза среди пестрого племени скальных затянулась.
Мурбук отчаянно держал губу, не сводя с предводителя взгляда, полного надежды.
– Подумай, Тхаш… раз в жизни… подумай. Пауки захватили Храм Жизни. Мы идем на поклон к красной чешуйчатой твари ради огня. И нам на пути попадается чудесная дева в повозке… которая… Ты веришь в совпадения?
– Маруся, что там? – тихо спросила Алинка.
Лаки снова нервно завозился и заскулил.
– Совещаются. Здоровый хочет проблем, – ответила Маруся. Она стояла подле «смарта», уперев руки в бока, и деловито оглядывалась. – А тот, у которого губа оторвана, пытается за нас заступиться.
– А те, им по пояс… лохматые… это кто?
– Это, Алиночка, их бабы, – флегматично сказала северянка. – Вот кого бы на фитнес сдать без возврату, господи прости. Толстые и на морды так себе. Выходит, я тут за козырную-то.
– А я-а-а…
