В конце концов, Новик не выдержал. Постоянный страх, что Молотова скрутят и увезут, не давал ему спокойно заниматься своими прямыми обязанностями, и он поставил вопрос перед центром о выезде Молотова в Москву. Шло время, а Москва как воды в рот набрала, и тогда Новик сам поехал на доклад в Москву. И наконец, его аргументы были услышаны.
Операция по отправке Молотова и Жемчужиной на родину была разработана по всем правилам конспиративного искусства. Полину Жемчужину на вокзал отправили в закрытом пикапе, который возит белье. А сам Молотов в то утро, как обычно, отправился в посольство на представительском «ЗИЛе». Как всегда, ждала его и толпа корреспондентов у входа в посольство, мимо которой он прошествовал спокойным шагом.
Н. Новик: «Вроде пошел к послу. На самом деле мы его посадили в «Фольксваген», маленькая незаметная машина, и через боковые ворота в соседний переулок выехали. У нас там были шторки на окнах в машине. Я и еще один работник и Вячеслав Михайлович, которого мы пригласили в эту машину, заранее договорились с ним об этом. Сел и довезли до вагона. Посадили в вагон, и кто-то из корреспондентов хватился, что уехал. Они на вокзал, а поезд уже ушел».
Кроме прогулок было еще одно занятие, которое Молотов не бросал всю свою жизнь. Он считал своим долгом высказываться по всем основным направлениям развития страны. Даже в опале он регулярно отправлял в ЦК свои работы, которые зачастую шли вразрез с официальной линией партии. Сказать, что эта активность раздражала Кремль, — это значит ничего не сказать. Родные и близкие неоднократно пытались уговорить его бросить это занятие, но Молотов был непреклонен. В конце концов Хрущев не выдержал. На XXII съезде Молотова, Кагановича и Маленкова исключают из партии.
За антипартийные позиции.
В. Никонов: «Он создавал проблему для семьи, конечно, с пятьдесят седьмого года никакой карьеры там ни у моей матери, ни у моего отца не было. И мы были все невыездные вот на протяжении всех этих десятилетий. Бабушка действительно порой пыталась уговорить деда встать на более примирительную позицию. Ну, это было абсолютно безнадежно. Молотов не тот человек, которого можно было уговорить там на какую-то примирительную позицию».
По воспоминаниям родных, Жемчужина все-таки была более приземленным человеком. Отстроив заново свой дом, она, как нормальная женщина, заботилась о будущем своих детей и внуков, старалась, несмотря на глубочайшую опалу мужа, сохранить за семьей хоть какие-то льготы и привилегии. Ведь Молотова лишили всего, даже персональной пенсии. Получал он 120 рублей. Как простой советский человек. И еще один парадокс. Молотов был прикреплен к Центральной клинической больнице, но не как старый большевик или бывший председатель Совнаркома, а как муж репрессированной Полины Семеновны Жемчужиной. Кстати, небольшую дачу в Жуковке получила тоже она.
А он продолжал писать письма в ЦК.
Несколько раз с ним разговаривал по телефону Брежнев, но дальше этого дело не двигалось. Невероятно организованный, Молотов каждый день вставал в одно и то же время, прочитывал горы литературы, обязательно спал после обеда, не терпел опозданий и обязательно каждый день совершал длительную пешую прогулку. В Москве это иногда превращалось в небольшое шоу, как сказали бы сейчас. В шестидесятых-семидесятых его продолжали узнавать.
В. Никонов: «Это напоминало иногда некоторые такие демонстрации. При этом он, да, ходил в магазины, делал покупки и так далее. А вот в связи с этим как раз ему собственно и вновь предложили дачу, чтобы он где-то гулял в другом месте, а не в центре Москвы. И там он тоже гулял, общался с людьми естественно, он ходил, да, там, там был сельпо, он ходил в этот магазин, там была какая-то палатка в Жуковке, где надо было стоять в очереди, и он туда тоже приходил, какие-то продукты брал».
Молотов с Жемчужиной до конца жизни жили, как говорится, душа в душу. О ее аресте не вспоминали, во всяком случае, при посторонних. Никогда не ссорились. Обожали внуков, хотя дед был очень недоволен, например, увлечением юного Вячеслава группой «Beatles» и футболом, считая, что это отвлекает от изучения серьезной марксистско-ленинской литературы. Дед делал все, чтобы Слава увлекся политикой.
Вячеслав Никонов: «И вот тоже родители у меня там смеялись, как-то меня забирали из больницы, а я в пятилетнем возрасте был, сажают в машину, я спрашиваю, а закончился ли официальный визит в Советский Союз министра иностранных дел Кубы Освальдо Дестикос Дарато? Это, конечно, это, конечно, от деда».
Весной 1970 года в связи с резким ухудшением здоровья Жемчужину поместили в Центральную клиническую больницу. Диагноз — рак. Каждый день восьмидесятилетний Молотов садился в Жуковке на электричку, доезжал до Филей, пересаживался на метро, затем садился в автобус, шедший до ЦКБ, проводил там день, а вечером проделывал весь путь в обратном направлении.
На машине езды от Жуковки до ЦКБ десять минут.
Но Молотову машина не полагалась, и он тратил на дорогу час в один конец.
Умерла Жемчужина 1 мая 1970 года.
Свою обожаемую Полину Молотов переживет на целых шестнадцать лет и уйдет из жизни, когда страна будет отмечать другой пролетарский праздник — годовщину революции.
Молотов умер 8 ноября 1986 года. Мистика.
За два года до смерти, в 1984 году, его вдруг восстановят в партии, хотя обращался он с этой просьбой в ЦК постоянно, особенно накануне очередного съезда. Правда, при этом свои записки туда же о положении в стране отправлял намного чаще.
Вячеслав Никонов: «Приехали две машины, значит, на дачу, очень вежливые люди сказали, что вот, Вячеслав Михайлович, не могли бы вы поехать с нами в Центральный Комитет, да, вот вас восстановили в партии. Мне уже домработница рассказывала, как дед там, волнуясь, пошел одеваться, очень долго там примерял костюм, галстук, отвезли, отвезли в Центральный Комитет, на Старую площадь».
Принимал Молотова сам генеральный секретарь Константин Устинович Черненко.
По возвращении девяносточетырехлетний Молотов скажет про семидесятитрехлетнего генсека:
— Что-то он задыхается, боюсь, долго не протянет.
Аудиенция длилась минуты две.
В тот день на даче накрыли стол. Восстановления в партии Молотов со своим фирменным упорством добивался почти двадцать пять лет. А добившись, видимо, потерял цель в жизни. Ведь сколько Молотов себя помнил, он за что-то и с кем-то боролся.
И вдруг все закончилось.
С этого момента, по свидетельству близких, он начал резко сдавать.
8 ноября 1986 года в ЦКБ умер человек, с уходом которого закончилась целая эпоха. Этот человек вступил в партию большевиков в 1906 году в первую русскую революцию, а умер в самом начале перестройки, которую, кстати, сразу одобрил. Вместе со своими соратниками он попробовал осуществить на земле грандиозный эксперимент, равного которому история, пожалуй, не знала.
Они были фанатиками своей идеи и не считались ни с чем: ни с вековыми традициями, ни с человеческими жертвами, ни с богом, ни с дьяволом. Именем революции они готовы были убрать с дороги даже родственников и друзей, если эти родственники и друзья переставали верить в их идеи. Эпоху, в которую они втянули страну, называют великой и ужасной.
