Нечто подобное происходило и ночью на даче в Заречье.
Плохо спавший Брежнев один-два раза за ночь звонил Медведеву и просил прийти покурить. Часто подобную же просьбу он высказывал и во время плавания в бассейне. Вдруг подплывал к бортику все с тем же пожеланием:
— Закури…
Некую комичность ситуация приобретала во время посещения хоккейных матчей. Многие помнят знаменитые объявления диктора во Дворце спорте о запрете курения.
Титков: «И представляете, такая ситуация: ложа вся на виду, это идет объявление, что «у нас не курят», а Медведев сидит и сигарету, значит, потягивает, дым пускает. Леонид Ильич услышал это объявление, оборачивается, он всех звал по именам: «Володя, ты почему нарушаешь и не слушаешь вот, что здесь объявляют, что это за безобразие?»
Естественно, что Медведев или тот, кто его заменял в этот раз, сигарету тут же гасил, хотя догадывался, что последует далее.
Титков: «…А через минуту Леонид Ильич: «Ну, давай, никто не видит, давай, закуривай снова».
Окончательно сломался Брежнев неожиданно и за очень короткий промежуток времени.
Организм, попадавший все в большую зависимость от приема снотворных, давал сбои все чаще и чаще. Настал момент, когда именно пошатнувшееся здоровье Генерального секретаря подтолкнуло некоторых из его ближайшего окружения попытаться разыграть эту карту в борьбе за власть.
По воспоминаниям начальника Четвертого управления Минздрава Евгения Чазова, до поры до времени полной информацией о здоровье главы государства располагал лишь председатель КГБ Юрий Андропов. Получал он ее напрямую от Чазова.
И хранил в тайне, пока мог.
Сам Андропов еще не чувствовал силы выиграть борьбу за трон, а давать повод все той же группе Шелепина, Косыгину или Подгорному не хотел.
Особенно он опасался активизации Подгорного. У крайне амбициозного Николая Подгорного обида на Брежнева копилась давно. После свержения Хрущева он явно рассчитывал на большее, чем пост председателя Президиума Верховного Совета — почетный, но мало что значащий в советской системе власти. Когда информация о резком ухудшении здоровья Брежнева стала просачиваться к членам Политбюро, первым активизировался именно Подгорный.
К тому моменту у Брежнева все чаще стали возникать астенические, депрессивные состояния с нарастающей мышечной слабостью, доходящие до прострации.
Во время очередного приступа к помещенному в больницу на улице Грановского Леониду Ильичу вдруг приехал старый друг и товарищ Николай Подгорный.
Такого не было никогда.
Стало понятно, что Подгорный решил собственными глазами увидеть неработоспособного Генсека, а потом сочувственно рассказать об этом на Политбюро. Визит председателя Президиума Верховного Совета СССР закончился тем, что в палату его не пустили.
Об этом странном посещении тут же было доложено Андропову, а тот, в свою очередь, позвонил Суслову и сообщил ему о состоянии здоровья Брежнева, на что Суслов ответил сердобольной и крайне циничной фразой: «Хорошо, если бы Леонид Ильич смог выступить на каком-нибудь совещании».
Вот так и стал сломавшийся Брежнев заложником системы сдержек и противовесов, которую сам и создал. Хотя многое, конечно же, шло от характера. Бодриться он продолжал до самой смерти. Власть любил, а прогибаться перед обстоятельствами — нет.
Вот и держался до конца, тем более после того, как, поставив вопрос о своей отставке, получил бурную отрицательную реакцию товарищей по партии.
Отметим: запредельно циничную реакцию.
Владимир Медведев: «В семьдесят шестом он уже начал говорить о том, чтобы уйти с этого поста. Он разговаривал с Викторией Петровной, это мы слышали, это я слышал лично. Вот он за ужином однажды ей сказал, пожаловался на то, что он плохо себя чувствует в плане отдыха и прочего, и говорит: «Видимо, мне надо попросить товарищей, чтобы меня сменил кто-то. Я тяжело себя чувствую, и руководить страной мне тяжело».
Это был не просто сиюминутный порыв. Брежнев действительно поставил на Политбюро вопрос о своей отставке. Реакция была абсолютно предсказуема. Общее мнение ярко и доходчиво выразил все тот же Андропов.
Владимир Медведев: «Выступил Андропов и сказал: «Леонид Ильич, вы наше знамя, вы можете находиться на даче, работать на даче, можете на работу даже не ездить, но вы должны находиться на посту Генерального секретаря».
Впрочем, эти временные слабости не мешали Брежневу продолжать использовать весь свой опыт в устранении тех, кто без его ведома думал о лидерстве в стране. Он не забыл Подгорному странный визит в больницу. И хотя в тот момент сам ничего не понимал и не видел, товарищи по Политбюро нашли возможность доложить все так, как было на самом деле.
Летом 1976 года на очередном XXV съезде КПСС по традиции членов Политбюро избирали и переизбирали единогласно. Все решения принимались еще до съезда. Каково же было удивление непосвященных, когда Подгорный и еще один член Политбюро — Полянский получили неприлично много голосов против.
Всем все стало ясно: дни Подгорного и Полянского сочтены. Так оно и произошло. Через год, в июле семьдесят седьмого, председателем Президиума избирают… Леонида Ильича Брежнева. А ведь совсем недавно он ставил вопрос о своей отставке.
С Подгорным все понятно, а чем же не угодил Полянский?
Он позволил себе возмутиться ролью простой медсестры в истории огромной мировой державы. Прорвало его после очередной поездки на охоту в Завидово. Как всегда, по окончании самой охоты все сели за стол. Каково же было удивление Полянского, когда вместе с членами Политбюро за столом по приглашению Брежнева оказалась и медсестра Нина Александровна. Мало того, в ее присутствии Брежнев не постеснялся заговорить о секретных государственных делах.
Уже в Москве Полянский позволил себе возмутиться этой странной привязанностью Генерального секретаря. И с этого момента он был обречен. Дело в том, что к тому времени проблемой влияния этой медсестры на Брежнева уже занималось руководство КГБ. Причем до поры до времени безуспешно. Все началось в тот момент, когда Брежнев начал все больше и больше попадать в зависимость от приема снотворных препаратов, причем доза постепенно увеличивалась.
Владимир Медведев: «Вопрос действительно встал у руководства комитета, у членов Политбюро о том, что они видят, что, в общем-то, Леонид Ильич ненормально себя чувствует и ведет. Начали разговор об этом. Это не скрывалось ни от кого. Он на Политбюро спрашивал у коллег, кто пользуется каким снотворным. Просил у них: «А вы дайте мне пару таблеток, я посмотрю, как они действуют». У одного, у второго, у третьего».
Итак, Брежнев перешел грань допустимого. А поспособствовали этому два человека: личный врач Родионов и та самая медсестра. Родионов, будучи человеком с ленцой, вообще вел себя необычно для своего высокого положения. Посреди рабочего дня мог уехать и пропасть.
