Глава 9. Игрок
Михаил переоценил свои силы, прогуливаясь под дождем, и наутро обнаружил, что простудился. Как и все соотечественники в подобных обстоятельствах, он сделал вид, что никакой болезни нет и в помине, чтобы поставить ее на место, но когда писатель после завтрака отправился в Баден, на полпути у него закружилась голова. Он присел на придорожный камень, а как только почувствовал себя лучше, двинулся обратно. Дома он сообщил хозяйке, что простыл и что какое-то время проведет в постели. Хозяйка, фрау Эльза, принесла ему глинтвейн, грелку и спросила, не стоит ли позвать доктора; Михаил ответил отрицательно. Она заглядывала к нему каждый час и справлялась о его самочувствии, из чего Авилов сделал вывод, что баденцам, у которых умирают иностранцы, местные власти должны сильно осложнять жизнь. Другого объяснения заботливости фрау Эльзы он не видел, хотя человек более наблюдательный уже давно обратил бы внимание на то, как она прихорашивается при всяком его появлении и как старается ему угодить, например, подавая на завтрак пирог с ягодами, который Михаил как-то похвалил. Но писатель принадлежал к той толстокожей — или счастливой — породе мужчин, которые не понимают намеки подобного рода.
Лежа в постели, он изнывал от скуки. Читать было нечего, сочинять он не мог. Правда, иногда между чиханием и кашлем в голове успевали мелькнуть обрывки сюжетов, которые все как на подбор были о бедном молодом человеке, который оказался в Бадене и там встретил ее. Но Михаил уже достаточно разбирался в своем ремесле, чтобы понять, что этим обрывкам не хватает художественности, в них нет изюминки.
Несмотря на его заверения, что врач ему не нужен, фрау Эльза все же привела доктора, который выглядел так, словно лечил всю баденскую аристократию. При мысли о том, во сколько может обойтись визит подобного светила, Михаил занервничал, но доктор успокоил его, заявив, что должен фрау Эльзе за одну услугу и что с писателя он ничего не возьмет. То ли рекомендации светила сыграли свою роль, то ли доктор просто явился в счастливый момент, но Михаил быстро пошел на поправку. Едва выздоровев, он, разумеется, первым делом отправился в Баден, где рассчитывал увидеть Анастасию и ее родителей; но в «Золотом рыцаре» их не оказалось, зато там неожиданно для себя Михаил столкнулся с человеком, как две капли воды похожим на Достоевского. Пока Авилов размышлял, действительно ли это Федор Михайлович или его двойник, тот успел исчезнуть. Сердясь на себя, Михаил подошел к управляющему.
— Скажите, герр Достоевский надолго здесь остановился? Мне показалось, что я только что видел его.
— Да, он снимал у нас номер, но совсем недолго. Насколько я понял, он нашел квартиру в городе и перебрался туда.
— А герр Назарьев и его семейство? Их номера сейчас пустуют.
— Они переехали в гостиницу «Европа».
Зазвенел колокольчик, возвещающий прибытие нового посетителя, и управляющий, извинившись, отошел.
«Надо было спросить адрес Федора Михайловича», — с опозданием сообразил Михаил, шагая через сад гостиницы, но тут же утешил себя мыслью, что Тихменёв наверняка должен его знать.
В двух шагах от входа в «Европу» Михаил угодил в объятья Петра Николаевича, который обрадовался писателю так, словно не видел его целую вечность.
— Голубчик, родной! А мы-то думали, что вы нас забыли! Лукерья, — обратился Петр Николаевич к служанке, которая следовала за ним и несла нагруженную корзину и множество свертков с покупками, — Лукерья, послушай, скажи Глафире Васильевне, что мы с господином литератором прогуляемся до читальни. Известия из Мексики… император Максимилиан… и вообще…
— Я-то барыне скажу, — несколько загадочно молвила Лукерья, — и про ампиратора тоже.
— Да, передай ей!
И Петр Николаевич двинулся по направлению к Conversation, прибавляя шаг, словно прямо-таки жить не мог без известий из Мексики. Идя рядом с ним, Михаил осведомился, как здоровье Анастасии.
— Прекрасно, прекрасно, — ответил Петр Николаевич, бросив взгляд через плечо, словно опасался, что за ними могут следовать другие заинтересованные лица, которые займут все места в читальне, завладеют газетами и не дадут ему узнать последних вестей. — Да что же вас так долго не было?
— Я болел, — признался Михаил.
— А! — в некотором затруднении промолвил Петр Николаевич. — А я было думал, что вы… так сказать, в увеселениях большого света… Хотя Анастасия мне говорила, что с вами, наверное, что-то неладно, потому что вас нигде не видать…
— А что полковник Дубровин? — как можно небрежнее спросил Михаил.
— Модест Михайлович? Ну он у нас бывает — точнее, не у нас, а у генерала Меркулова и Натальи Денисовны, но мы сейчас все вместе живем в «Европе», так что получается, что полковник бывает и у нас тоже. Правда, Наталье Денисовне не очень нравится в гостинице, она поговаривает о том, чтобы снять отдельную виллу…
— Я смотрю, Наталья Денисовна всегда все решает, — не удержался Михаил. Они были уже возле здания Conversation, и Петр Николаевич замедлил шаг.
— Ну вот и пришли, — объявил он. — Я тут вспомнил кое-что, мне надо отойти на минутку, и если вас не затруднит подождать меня в читальне…
Михаил остановился. Они стояли возле апельсинового дерева, солнце светило ярко, и в его безжалостном свете выражение лица Назарьева вдруг показалось писателю до неприличия фальшивым.
— Полно вам, Петр Николаевич, — промолвил Авилов, не скрывая своей досады. — Я ведь знаю, что вы вовсе не в читальню ходите. Вы играете, и уже давно.
Петр Николаевич сконфузился, но тут же поторопился принять независимый вид.
— На свои, милостивый государь! — объявил он запальчиво. — Между прочим, на свои!
— И много уже выиграли?
— Вчера, например, три фридрихсдора, — с гордостью сообщил Петр Николаевич. — И еще кучу мелочи, но ее я не считал.
Три фридрихсдора — значит, тридцать гульденов. Петр Николаевич приблизился к Авилову и цепко взял его за пуговицу.
— Вы не подумайте, что я все время играю, — горячо зашептал он. — Нет, я наблюдаю, смотрю и ставлю только тогда, когда в себе уверен. Все продуть — ума не надо, на это всякий способен. Не продуть, а приумножить — вот в чем штука. Вы меня понимаете?
— Вполне, — ответил Михаил, отнимая пуговицу и вынудив собеседника разжать пальцы. — Но ваша дочь давно догадалась, что вы не газеты читаете, а ходите играть, что она станет думать о вас?
— Она мне не дочь, — отмахнулся Петр Николаевич. Михаил вытаращил глаза. — Послушайте, давайте зайдем в казино, и я все объясню. Вам это наверняка пригодится, потому что я вижу, что Анастасия вам нравится. Но вы должны пообещать мне — даже поклясться, что не станете меня выдавать. Хорошо?
На таких условиях Михаил, пожалуй, был готов пообещать что угодно, и он пробормотал, что у него и в мыслях нет выдавать Петра Николаевича кому бы то ни было. Они вошли в главный зал казино, в котором в этот час было не так много народа, и от Михаила не укрылось, что его спутник задержался в дверях, рассматривая посетителей.
