Она поднялась, поднялся и Михаил. По обращению девушки, ставшему холодновато-официальным, он понял, что где-то допустил ошибку, и ломал голову, как ее исправить.
— Я думаю, Анастасия Петровна, вам не стоит беспокоиться по поводу Григория Александровича, — сказал он. — Уверен, Наталья Денисовна его уже предупредила.
Анастасия с преувеличенным вниманием разглядывала свои светлые перчатки, и Михаил понял, что ничего не исправил, а только усугубил, упомянув о ее матери и напомнив о связи, существовавшей между нею и игроком.
— И потом, — торопливо продолжал Михаил, — я плохо знаю господина Осоргина, но мне почему-то кажется, что он не из тех людей, которые дадут себя в обиду. Он замечательный человек, — «чтоб ему провалиться», мысленно добавил писатель, — и скажу вам откровенно: я не завидую тому, кто окажется его врагом.
«Из какого плохого романа я взял эту фразу?» — подумал он с досадой, но, посмотрев на Анастасию, забыл и о романах, и о фразах, и обо всем на свете. Лицо девушки просияло; она приняла его слова за чистую монету. Нам всегда приятно слышать хорошее о тех, кого мы любим; Анастасия решила, что Михаил признает, что считает Осоргина лучше себя (чего писатель вовсе не думал: его коробил образ жизни игрока, его отношение к женщинам и больше всего — то, что сын крепостника вел себя, как какой-то принц, а окружающие молчаливо признавали за ним это право).
— Вы тоже замечательный, Михаил Петрович, — сказала Анастасия, подкрепляя свои слова улыбкой. Но ее собеседник был достаточно искушен, чтобы понимать, что «тоже» в этом мире всегда идет под вторым номером.
— Вы всегда можете рассчитывать на меня, Анастасия Петровна, — промолвил он серьезно, — я весь к вашим услугам.
Анастасия быстро взглянула на него, попрощалась и вышла из читальни. Ей было немножко совестно и в то же время приятно, что ею увлечен такой серьезный молодой человек и к тому же литератор.
«Жаль, что он так мало известен… И сапоги у него совсем стоптанные. Ему надо где-нибудь служить… Наталья Денисовна считает, что у него нет будущего».
— Лукерья, — сказала она служанке, — я проиграла все деньги, и мне ужасно стыдно. Я не знаю, как скажу Глафире Васильевне…
— Ну так и не говорите, барышня, — посоветовала Лукерья, с сочувствием взирая на нее сверху вниз. — Скажите, мол, ходили по лавкам, ничего не приглянулось. А потом объясните, что деньги у вас украли или вы их потеряли.
— Своим лгать нехорошо, — пробормотала Анастасия, качая головой. — Ах как нехорошо! Но что делать, придется, видно, тебя послушать…
Сидя в читальне, Михаил проводил девушку тоскующим взглядом. Все вдруг как-то потеряло смысл: убийство Софи, сообщение в газете, его собственное никчемное существование, Баден-Баден и заодно весь подлунный мир. Писатель даже не заметил, как сидевший в углу господин, закрывшийся русской газетой, сложил ее, поднялся с места и бесшумной походкой приблизился к его столу.
— Кажется, нас уже представляли друг другу, — прозвучал возле Михаила знакомый приятный тенор. — Меня зовут Григорий Осоргин.
Глава 16. Соперники
В том состоянии духа, в котором находился Михаил, Осоргин был последним человеком, которого он согласился бы видеть, но писатель посмотрел в безмятежные серо-голубые глаза собеседника, вспомнил о судьбе адъютанта Меркулова — и смирился.
— Да, мы встречались у Меркуловых, — сказал Михаил, поднимаясь с места, — но, кажется, почти не разговаривали. Я не заметил вас, когда пришел сюда, — прошу прощения. Я вовсе не хотел быть невежливым…
Григорий Александрович любезно улыбнулся. Он отлично знал, что Авилов не заметил его, потому что сам Осоргин при его появлении отвернулся и закрылся газетой; но слух у игрока был тонкий, и разговор, который вел писатель с Анастасией Назарьевой, невольно заинтересовал его.
— Не помешаю? — спросил Осоргин.
— Нет, разумеется!
«И какого черта я сказал «разумеется»? — подумал Михаил с досадой. — Все дело в том, что он барин, до кончиков ногтей, да еще пообтесавшийся в Европе… В кресло садится, как король на трон. Жесты — не каждому актеру такие удаются… Не удивительно, что Натали от него без ума, и не только она. Забавно будет, если она решится бросить мужа и сбежит к нему. Хотя нет, кое-кому будет вовсе не забавно…»
— Вы читали русские газеты, что-нибудь попалось интересное? — спросил он вслух, садясь напротив Осоргина.
Григорий Александрович перекинул руку через подлокотник и небрежно покачивал ею в воздухе. Пальцы у него были тонкие, белые, длинные — настоящие пальцы игрока.
— Ровным счетом ничего, — промолвил Осоргин своим спокойным, лишенным эмоций тенором. — А вам?
Михаил пожал плечами.
— Так, пустяки. Цветочница, которая продавала цветы тут неподалеку, упала в воду.
— Ее спасли?
— Нет.
— Жаль.
Разговор все больше напоминал обмен фехтовальными уколами, и писателю было ясно, что долго он не продержится. Слишком уж искушенный ему попался соперник.
— Вас, наверное, удивляет, почему я решился подойти к вам, в то время как мы так мало знакомы, — проговорил Осоргин. — Дело в том, что некоторые слова из вашего разговора с Анастасией Петровной долетели до меня.
— Некоторые?
— Ну например, я услышал свое имя.
— Ничего удивительного, — не удержался Михаил. — Вы играете большую роль в жизни ее… родственницы.
Осоргин улыбнулся, наклонился вперед и все тем же ровным, спокойным голосом произнес:
— Еще один намек подобного рода, милостивый государь, и я сверну вам шею. Это понятно?
И выражение глаз у него сделалось такое, что Михаилу окончательно расхотелось пикироваться с этим красивым, изысканно одетым, и, как он только что понял, опасным господином.
— Вижу, что понятно, — уронил Осоргин, откидываясь на спинку кресла. — Кто вы вообще такой? Я наводил о вас справки. Живете в Оттерсвайере, куда приехали с одним чемоданом, общаетесь с литераторами, наносите визиты графине Вильде…
— Какое вам дело? — сердито спросил Михаил.
— Ходите в казино с Петром Николаевичем, — спокойно продолжал Григорий Александрович, словно не слышал своего собеседника, — а княгиня Хилкова уверяет, что вы дерзкий молодой человек, себе на уме.
— Мумия? — неосторожно вырвалось у Михаила. Однако именно это слово растопило лед: Осоргин засмеялся.
— Только не вздумайте сказать ей или кому-нибудь из ее друзей, какого вы о ней мнения, — заметил он. — Бедная Марья Алексеевна уверена, что для своего возраста она еще держится неплохо. Впрочем, как она говорит всем, кто согласен ее слушать: «Ах, если бы вы могли видеть меня полвека назад!»
— Охотно верю, что и век тому назад она смотрелась прекрасно, — отозвался осмелевший Михаил.
