И, не слушая возражений Михаила, Вера Андреевна вручила ему небольшой кошелек.
— Да поймите наконец, упрямый вы человек, — проговорила она с досадой, когда писатель стал настаивать на том, что деньги ему не нужны. — Вам придется разговаривать с простыми людьми, с мелкими торговцами, соседями, их детьми и не знаю с кем еще. Одно дело, если вы станете делать расспросы с пустыми руками, и совсем другое — когда вы, допустим, зашли в лавочку купить какую-нибудь мелочь и как бы между прочим говорите о том да о сем. Ну вот, к примеру: «Я вижу напротив вывеску Мюллера, уж не тот ли это Мюллер, про дочку которого недавно писали, что ее вытащили из реки?» Вам скажут, что нет, не тот, но нужный вам Мюллер живет там-то и там-то, сообщат о нем какие-нибудь подробности и будут ждать, когда вы расплатитесь. Вы покупаете то, что выбрали, делаете вид, что прицениваетесь к чему-нибудь еще, и задаете новые вопросы. Вы, Михаил Петрович, — скучающий турист, вам нечем заняться, вот вы и интересуетесь тем, до чего вам не должно быть дела. Главное, не будьте прямолинейны, как полицейский. Если того требуют обстоятельства, поговорите о погоде, похвалите собачку хозяйки или кошку, и только после этого переходите к главному. Еще один момент: мы с вами знаем, что речь идет об убийстве, но не надо говорить ни о нем, ни о самоубийстве, на которое намекнули глупые газетчики, — здешних обывателей такие вещи ужасно шокируют. Допустим… допустим, вас заинтересовала заметка, потому что в вашем городе был похожий случай, девушку вытащили из воды, а потом оказалось, что ее туда кто-то столкнул. Уж не мог ли кто-то столкнуть Софи в воду, не желал ли ей кто-то зла? Вот в таком ключе и действуйте.
— У нее была проломлена голова, — сказал Михаил. — Госпожа графиня, я не могу понять, как полицейский доктор… или тот, кто должен осматривать тела, не обратил на это внимание. Может быть, полиция посвятила газетчиков не во все факты? Я имею в виду, для того, чтобы не спугнуть преступника, написали о несчастном случае или самоубийстве…
— Столько хитростей, чтобы поймать убийцу цветочницы? — усмехнулась Вера Андреевна. — Михаил Петрович, ну мы все-таки не в романе Габорио
[51]… А доктор, о котором вы говорите, решил, что Софи ударилась при падении. И можете быть спокойны — местная полиция дела об убийстве не открывала.
Михаил нахмурился. До сих пор он был уверен, что в деле о странной смерти Софи Мюллер будет выступать лишь в качестве свидетеля, но теперь, судя по словам графини, ему предстояло сделаться ни много ни мало полноценным сыщиком. А ведь он, можно сказать, почти не знал жертву. И вообще, если говорить начистоту, в Бадене можно было провести время с куда большей пользой, — например, познакомиться с Тургеневым, пообщаться с Достоевским или попытаться завоевать расположение Анастасии, подстерегая тот миг, когда она разочаруется в Осоргине.
Колебания писателя не укрылись от Веры Андреевны; впрочем, от нее вообще мало что могло укрыться.
— Что такое, неужели вы только что вспомнили, что у вас тысяча других дел и нет ни одной минуты свободной? Или вы пообещали помочь Назарьевым с переездом на виллу?
— Куда, простите? — растерялся Михаил.
— Ах, а я думала, что вы уже знаете! Генерал Меркулов снял виллу для своей семьи и для родственников жены. Натали уверяет, что доктор предписал ей побольше находиться на свежем воздухе, а от пребывания в шумном отеле у нее ужасно болит голова. Вилла прелестная, сад вокруг нее не хуже моего, соседство самое приятное. — Михаил замер, предчувствуя сюрприз, и Вера Андреевна оправдала его ожидания, эффектно закончив фразу после легкой паузы: — …что может подтвердить Григорий Александрович Осоргин, который живет там неподалеку.
— Странно, что вы упомянули об Осоргине, — пробормотал писатель. — Я ведь видел его буквально час назад.
И он пересказал графине разговор с игроком, состоявшийся в читальне.
— Я не могу понять, — добавил Михаил, — почему он дал мне деньги, чтобы я передал их Анастасии Петровне. Почему он сам не вернул их ей?
— Боюсь, вы плохо знаете Осоргина, — усмехнулась Вера Андреевна. — Чтобы он возился с какими-то ничтожными тремя золотыми — да никогда в жизни. А вот вы, по его мнению, вполне для этого подходите.
Михаил вздохнул.
— Иногда мне кажется, — решился он, — что Анастасия Петровна им увлечена.
— Разумеется, — к его удивлению, отозвалась графиня. — В Осоргина влюблялись… нет, не скажу все, но очень, очень многие. Вряд ли ваша провинциальная барышня стала исключением. — Михаил надулся. — Впрочем, скажу вот еще что: почти все его дамы сердца после расставания с ним люто его ненавидели. Кажется, я стала выражаться, как в романе, — добавила Вера Андреевна, улыбаясь. — «Люто ненавидели» — не совсем тут подходящее выражение, в случае с Григорием Александровичем речь обычно идет о сильнейшей неприязни, которая приобретает, знаете, такие преувеличенные масштабы. Потом, конечно, страсти стихают, ничто уже не бурлит, не кипит и все здороваются друг с другом как ни в чем не бывало…
— Я не могу понять, что он за человек, — сказал Михаил, морщась. — Вот вы, госпожа графиня, как его себе объясняете?
— Как? Гм… Ну вот, допустим, есть господин Назарьев. С ним все просто: ему хочется играть — он идет играть, хочется гулять — он идет гулять. Иногда он обманывает супругу, говорит, что идет на прогулку, а сам отправляется в казино; но в общем и целом он достаточно… прямолинеен, скажем так. Осоргин — совсем наоборот: он из тех людей, у которых никогда ничего просто не бывает. Они так устроены, что создают сложности из ничего. Может быть, им скучно жить, а может быть, такая у них особенность характера, что им обязательно надо доводить все до какой-то крайности, и даже когда они тем самым вредят себе, они не могут остановиться. Вы совершенно правы: у таких людей не бывает друзей. С женщинами все гораздо сложнее, потому что… одним словом, потому что женщины — это женщины. Княгиня Хилкова считает, что однажды Григория Александровича подцепит какая-нибудь опытная особа ему под стать и женит его на себе, так что он даже оглянуться не успеет. Раньше, правда, она говорила, что от скуки он непременно посватается к какой-нибудь простушке, обзаведется своим домом, забросит прежние привычки и остепенится. Ее друзья уверены, что однажды он проиграется в пух и прах и просто-напросто пустит себе пулю в лоб. Но я-то знаю, что он уже трижды проигрывался до того, что у него оставалась только серебряная мелочь, и, однако, всякий раз выкарабкивался…
— Я думаю, — вставил Михаил, — раз он играет давно, то должен был ко всему привыкнуть.
— Да, пожалуй, вы правы. В казино он сделал несколько состояний, которые у него не задержались. Сейчас, кажется, дела у него обстоят неплохо. Впрочем, как бы ни шла игра, Осоргин держит себя безукоризненно — разумеется, исключая те случаи, когда он обещает свернуть собеседнику шею. Чтобы вас успокоить, скажу кое-что: если бы он и впрямь имел что-то против вас, одними словами вы бы не отделались.
