— Сегодня с самого утра, — капризно промолвила Вера Андреевна, — меня забрасывают расспросами о вас. Знакомые просто не дают мне проходу и требуют подробностей о том, кто вы и как вы могли столько выиграть. Из-за этого я даже не поехала на вечер к княгине Хилковой.
— Представьте, я тоже туда не поехал, — в порыве откровенности признался Михаил.
— У вас достаточно денег?
— Более чем.
— И что вы собираетесь с ними делать?
— Еще не знаю. Может быть, поеду в Париж.
— Вы хоть что-нибудь себе купили на ваш выигрыш?
— Купил. Сургуча на двадцать с чем-то крейцеров и конвертов на дюжину крейцеров. Я хотел только один конверт, но один мне отказались продать.
Значит, после своего баснословного выигрыша он собирался отправить лишь одно письмо, сообразила графиня. Интересно, кому — уж не родителям ли?
— Вас будут осаждать с просьбами о деньгах, — сказала Вера Андреевна. — У дверей вас начнут караулить благородные вдовы и несчастные сироты, для которых вы почему-то являетесь последней надеждой. От людей, бьющих на жалость, очень трудно избавиться, поэтому даю вам совет: обратитесь в камень и не давайте ни крейцера. Никому.
Михаил хотел заметить своей собеседнице, что сама она не слишком-то склонна следовать собственным советам, но тут вошла горничная и, приблизившись к графине, сказала ей едва слышно несколько слов.
— Что ему нужно? — с досадой спросила Вера Андреевна.
— Он уверяет, что у него срочное дело.
— Хорошо, проси.
Горничная вышла.
— Если мое присутствие стесняет вас… — неловко начал Михаил.
— Нет, конечно. — Вера Андреевна взяла с подноса одно из писем и стала разглядывать конверт, но тут в гостиной появилось новое лицо, и Михаил с удивлением узнал в нем полицейского Штиглица, который совсем недавно доставил его в отель.
— Клаус Штиглиц, агент баденской полиции, — представился незваный гость, кланяясь. — Госпожа графиня, я смиренно прошу прощения за то, что мне пришлось побеспокоить вас… равно как и вас, герр Авилов, — повернулся он к Михаилу.
— Присаживайтесь, господин Штиглиц, — сказала Вера Андреевна, кладя заинтересовавший ее конверт обратно на поднос. Агент сел. — Полагаю, я имею полное право осведомиться о причине вашего появления на моей вилле.
Женщина с иным, чем у графини, характером произнесла бы последнюю фразу так спесиво, словно собиралась словесно уничтожить собеседника; но Вера Андреевна интонацией лишь обнаружила свое естественное любопытство. Хотя уже наступил вечер, в гостиной было еще достаточно светло, и Михаил разглядел, что Штиглиц (которого он плохо запомнил) не слишком молод, наполовину лыс и, судя по его брюшку, всем напиткам предпочитает пиво.
— Боюсь, что эта причина довольно драматического свойства, — немного нервно ответил агент, косясь на Михаила. — Вам знакома некая госпожа Меркулова?
— Жена генерала Меркулова? Конечно, она ведь сейчас в Бадене.
— Да, в самом деле, — пробормотал агент, облизывая губы. Он находился в явном затруднении. — Скажите, госпожа графиня, у нее были враги?
— Что означает ваш вопрос?
Агент вздохнул.
— Обычно, госпожа графиня, я работаю в казино, но сегодня… когда случилось такое ужасное происшествие… меня, так сказать, вызвали на подмогу. Дело в том, что госпожа Меркулова мертва.
— Как? — вырвалось у Михаила. — Что значит мертва? И почему вас оторвали от работы в казино? Неужели…
— Да, герр Авилов, госпожа Меркулова была убита. Кто-то подкрался к ней, когда она сидела в саду в беседке, и проломил ей голову.
— Средь бела дня? — недоверчиво спросила Вера Андреевна.
— Можно сказать и так. Все произошло около шести часов вечера. Мой коллега Брумм пытается разобраться…
— Теофилус Брумм? — переспросил Михаил.
— Да, герр Авилов. — Полицейский выдержал легкую паузу. — У нас имеются сведения, что жизнь покойной в последние дни была… э… не слишком спокойной.
Вера нахмурилась, но Штиглиц, похоже, сам не заметил своего неудачного каламбура.
— Ее муж и сын убиты горем. Они… э… рассказали нам некоторые факты, которые… которые, возможно, имеют отношение к убийству.
— Что значит — ей проломили голову? — неожиданно спросила Вера Андреевна. — Ее ударили чем-то — чем, сколько раз?
— Мы выясняем, — ответил Штиглиц, с некоторым удивлением глядя на хозяйку дома. — Насколько я понял, ее ударили сзади, она упала, шляпа слетела с ее головы, и тогда ее ударили второй раз возле виска. Орудие преступления мы еще не нашли.
— Нет, это непостижимо! — вырвалось у графини. — Хотя… не обращайте на меня внимания, господин Штиглиц. Я знала Натали… госпожу Меркулову, я и подумать не могла, что…
— Поскольку вы знали ее, госпожа графиня, я позволю себе вернуться к моему вопросу: у госпожи Меркуловой были враги?
— Как и у всех нас, — усмехнулась Вера Андреевна. — Почему вы сразу же заговорили о врагах? Вы уверены, что ее не мог, к примеру, убить грабитель?
— Нет. Госпожа Меркулова носила очень дорогое кольцо с бриллиантом. Оно осталось на ее пальце.
— Кто обнаружил тело?
— Ее горничная.
— Которая из горничных? Хотя нет, не отвечайте: я припоминаю, что вторую горничную совсем недавно уволили.
— Может быть, вам известно, за что?
— Может быть, — с расстановкой ответила графиня. — Натали подозревала, что муж ей неверен и что та горничная — его любовница.
— Ну, вот и первый враг, — вздохнул Штиглиц, доставая из кармана какой-то список и разворачивая его. — Горничная Аглая Дорофеева. Однако мои коллеги установили, что во время убийства она находилась в комнате на Лангештрассе, которую… э… для нее снял господин генерал. Она ждала его позже вечером и украшала комнату к его приходу. Хозяйка квартиры фрау Дитц и ее сестра видели, как она прибирается. — Он вздохнул. — Переходим к господину генералу. Мог ли он убить свою жену?
— Помилуйте! — возмутился Михаил. Он не питал к Андрею Кирилловичу никакой симпатии, но тем не менее предположение полицейского показалось писателю если не оскорбительным, то по меньшей мере нелепым.
— В свете некоторых обстоятельств, — со значением произнес сыщик, — нельзя исключить вероятности того, что он мог… гм…
— Нет, не мог, — решительно заявила Вера Андреевна. — Если вы намекаете на связь его жены с Осоргиным…
— До господина Осоргина мы еще дойдем, — самым неучтивым образом перебил хозяйку полицейский. Графиня Вильде поморщилась и, отвернувшись, стала разбирать конверты и карточки на подносе. — Итак, генерал Меркулов. Он у нас вне подозрений, потому что после того, как его жена вышла из комнаты и удалилась в беседку, он сел играть в шахматы с сыном. Сын настаивает на том, что отец никуда не отлучался. Тут, конечно, возникает деликатный вопрос о том, насколько можно доверять показаниям родственников, но герр Брумм изучил фигуры, которые остались на доске, расспросил, кто какие ходы делал и сколько размышлял над каждым ходом, и он считает, что мальчик не солгал. Таким образом, у господина генерала имеется алиби.
