Вот еще одна из загадок, напечатанная в «Новой вечерней газете» (Ленинград): «Поэт висел в петле с "восковым лицом"».
По мнению Хлысталова, ему приходилось видеть сотни висельников, но ни у одного не было бледного лица. У висельника оно, как правило, имеет багрово-синюшный цвет, с признаками, прямо указывающими на наступление смерти от асфиксии.
Или такой пассаж в воспоминаниях Г. Устинова, приводившего слова судмедэксперта: «Говорят, что вскрытием установлена его мгновенная смерть от разрыва позвонков».
Кстати, об этом же утверждает Е. Наумов в своей монографии: «Есенин умер не от удушья, а от разрыва шейных позвонков».
Разрыв шейных позвонков у человека может произойти от полученной травмы, неосторожного падения и тому подобное и совсем необязательно — от повешения.
Но в «Памятке о Сергее Есенине», напечатанной по горячим следам, уже не говорится о разрыве шейных позвонков: «Установлено, что Есенин умер от удушья, причем потеря крови, вследствие надрезов на венах, могла, в свою очередь, способствовать обморочному состоянию. Кровавые натеки на ногах свидетельствуют о том, что Есенин долго висел в петле. Вскрытием также установлено, что никаких аномалий или патологий в мозгу Есенина не было. По заключению экспертов, труп Есенина провисел около шести-семи часов».
Автор «Памятки», несомненно, списывал текст с акта вскрытия трупа поэта. Только почему он говорит о нескольких экспертах? И потом, в акте не говорится о шести-семи часах. В деле Есенина имеется только один акт, который и послужил основанием для отказа в возбуждении уголовного дела. Подпись под актом — Гиляревский
[9].
В акте нет ни слова о разрыве позвонков. Не беря на себя право судить о качестве выводов Гиляревского, нельзя не высказать сомнения в том, что акт написан рукой Гиляревского. (В настоящее время акт частично разорван — и как раз в самом важном месте — на мелкие клочки, так что каждый исследователь может реконструировать его по-своему усмотрению.) Во всяком случае, идентификация почерка не проводилась. Сомнение в подлинности акта вызвано следующим:
1. Акт написан на простом листе бумаги, без каких-либо реквизитов, подтверждающих принадлежность документа медицинскому учреждению. Он не имеет регистрационного номера, углового штампа, гербовой печати, подписи заведующего отделением больницы или бюро экспертиз.
2. Акт написан от руки, торопливо, со смазанными, не успевшими просохнуть чернилами. Столь важный документ (касающийся не только такого знаменитого человека, как Есенин, но и любого лица) судмедэксперт обязан был составить в двух и более экземплярах. Подлинник обычно отправляется дознавателю, а копия должна остаться в делах больницы.
3. Эксперт обязан был осмотреть труп, указать на наличие телесных повреждений и установить их причинную связь с наступлением смерти. У Есенина были многочисленные следы прежних падений. Подтвердив наличие под глазом небольшой ссадины, Гиляревский не указал механизма ее образования.
Отметил наличие на лбу вдавленной борозды длиной около четырех сантиметров и шириной полтора сантиметра, но не описал состояния костей черепа. Сказал, что «вдавление на лбу могло произойти от давления при повешении», но не установил, прижизненное это повреждение или посмертное. И самое главное, не указал, могло ли это «вдавление» вызвать смерть поэта или способствовать ей, и не образовалось ли оно от удара твердым предметом…
4. Выводы в акте не учитывают полной картины случившегося, в частности, ничего не говорится о потере крови погибшим.
5. Судмедэксперт отмечает, что «покойный в повешенном состоянии находился продолжительное время», а сколько часов, не указывает. По заключению Гиляревского, смерть поэта могла наступить и за двое суток, и за сутки до обнаружения трупа.
Резюме. Не исключено, что, если бы работники милиции знали о возможности гибели Есенина, скажем, за десять часов до обнаружения трупа, они бы отнеслись более критически к показаниям Г. Устинова и В. Эрлиха. Поэтому утверждение, что Есенин погиб 28 декабря 1925 года, никем не доказано и не должно приниматься за истину.
6. В акте ни слова не сказано об ожогах на лице поэта и о механизме их образования.
Создается впечатление, что акт Гиляревским написан под чьим-то нажимом или другими лицами, без тщательного анализа случившегося, или за него расписался кто-то другой. В материалах дознания (в «Деле Есенина») имеется любопытный документ, мало что говорящий постороннему лицу, но многое проясняющий практическому работнику правоохранительных органов:
«Суд. мед. эксперту Гиляревскому. При сем препровождается копия телефонограммы за № 374 по делу самоубийства гр. Есенина Сергея для приобщения к делу. Приложение: упомянутое. Начальник 2-го отд. ЛГМ Хохлов, Завстолом дознания Вергей».
На этом документе, отпечатанном на пишущей машинке, имеется карандашная надпись: «4 п5 СТУПК», которую следует расшифровать так: «пункт 5 статьи 4 Уголовно-процессуального кодекса РСФСР». По этой статье в то время прекращались уголовные дела за отсутствием состава преступления, а по материалам дознания — отказывалось в возбуждении и расследовании уголовных дел. Нет сомнения, что работники милиции в завуалированной форме информировали фальсификатора, что по этому делу никого к уголовной ответственности привлекать не будут и что ему следует иметь в виду это их мнение.
Сомнения в подлинности акта возникают еще и потому, что Хлысталовым найдена в архивах выписка о регистрации смерти С. А. Есенина, выданная 29 декабря 1925 года в столе загса Московско-Нарвского Совета. (Эти сведения подтверждены руководством архива загсов г. Ленинграда.) В ней указаны документы, послужившие основанием для выдачи свидетельства о смерти. В графе «причина смерти» указано: «самоубийство, повешение», а в графе «фамилия врача» записано: «врач судмедэксперт Гиляревский № 1017».
Следовательно, 29 декабря в загс было предъявлено медицинское заключение Гиляревского под номером 1017, а не то, что приобщено к делу, — без номера и других атрибуций. Следует иметь в виду, что загс без надлежащего оформления акта о смерти свидетельства не выдаст. Поэтому можно категорически утверждать, что было еще одно медицинское заключение о причинах трагической гибели С. А. Есенина, подписанное не одним Гиляревским. Известный же всем вариант заключения был куда более удобен для отказа в возбуждении уголовного дела против убийц. Из архивных документов видно, что свидетельство о смерти С. А. Есенина получал В. Эрлих. А вот кто предоставлял в загс заключение № 1017, неизвестно.
На запрос Хлысталова руководство архива загсов г. Ленинграда ответило, что акта Гиляревского за № 1017 у них нет. («Медицинская справка, на основании которой составлена запись о смерти, к актовой записи не прилагалась».)
Для читателей, мало информированных о тонкостях уголовно-процессуального судопроизводства, поясним: только работник милиции, следователь, прокурор или суд вправе сделать вывод, что случилось в гостинице «Англетер» — самоубийство или убийство Есенина. Какие бы выводы ни сделали судмедэксперты, последнее слово остается за правоохранительными органами.
