Энтони Робертс. «Боги Тьмы»
За последние годы вышло немало книг о Льве Троцком — этом «демоне революции» (И. Дойчер, Н. Васецкий, Д. Волкогонов и др.). Почти все они под флером академической объективности создают образ главного революционера или революционера № 1, комментируя его глобалистские взгляды на мировую революцию или идею-фикс «перманентной революции».
Логично, что Есенина-человека Троцкий не любил, но Есенина-поэта вынужден был терпеть, так как самим фактом своего существования его нежнейшая лирика служила укором железобетонным словесным построениям Александровского, Алтаузена, Кириллова — несть им числа.
От стихов Есенина, пишет Троцкий в своей речи на гибель поэта «Памяти Сергея Есенина», «попахивает Средневековьем», как и от всех произведений «мужиковствующих». Отстаивая интернациональный алгоритм социалистической доктрины, он выхолащивал национальную образную специфику художественного слова.
Лев Давидович, городской эстет, гражданин мира, был начисто лишен способности проникнуть в крестьянскую стихию России, а уж тем паче — в творчество национального русского поэта Есенина, в чуждый ему нравственно-этический деревенский мир. Но он не мог не считаться с международным признанием дара русского поэта, с его громадной популярностью в народе.
Проплутав в молодости, как и многие другие наши соотечественники, в революционном экстазе «ветра перемен», Есенин вернулся к вечным ценностям бытия. Его длительный вояж с женой, Айседорой Дункан, в Европу, а затем в США сформировал у него глобальное воззрение на окружающий мир, открыл глаза на духовно больную западную цивилизацию и заряженную социалистической революцией любимую Россию.
Троцкий, анализируя эволюцию нового Есенина, писал уверенно: «Воротится он не тем, что уехал».
По всей видимости, у Льва Троцкого было немало причин «проучить» поэта. Во-первых, после заграничного путешествия поэт на всех углах «кроет» советскую власть (об этом говорил в Италии Андрей Соболь).
Во-вторых, порядком надоел своим нескрываемым российским патриотизмом. Троцкий давно предал это чувство проклятию. Есенинская Русь противоречила любимому детищу Троцкого — мировой революции. И хотя поэт распевал с Дункан в Европе «Интернационал», доверять ему нельзя, его сольные концерты — лишь бравада и фронда. Чтобы иметь «право на песнь», его, это право, нужно заслужить верностью РКП(б).
Критик Ин. Оксенов 20 июля 1924 года записал в «Дневнике»: «…когда Троцкий сказал Есенину: "Жалкий вы человек, националист", Есенин якобы ответил ему: "И вы такой же"».
Поэт уже давно стал внутренним эмигрантом, да и не скрывал этого:
…Отдам всю душу Октябрю и Маю,
Но только лиры милой не отдам.
Великие княжны (слева направо): Мария, Татьяна, Анастасия, Ольга
Если партия потребует, дорогой товарищ, не только лиру, но и голову отдашь — не таких обламывали! В кремлевских кругах хорошо помнили, как кудрявенький деревенский мальчишка читал стишки вдовствующей императрице и великим княжнам. Поэт Есенин, а тогда военнослужащий, дарил царствующим особам свои проникновенные стихи, а они в благодарность — иконки, памятные перстни и иные презенты.
Опекуна поэта Есенина, царского мажордома полковника Ломана, в 1918 году расстреляли, а его подопечного отпустили на все четыре стороны. И, видимо, напрасно. Есенин тогда не случайно водил дружбу с Каннегисером, убийцей петроградского комиссара Урицкого. Каннегисера казнили, а его приятеля опять пожалели.
По всем статьям Есенин, как полагал Троцкий, был социально опасным элементом, с которым нужно было работать и держать его под постоянным наблюдением как сотрудников ПТУ, так и секретных агентов, подвизавшихся в литературных, театральных и других сферах искусства.
Был арестован есенинский закадычный дружок Ганин, тоже стихотворец.
Наивный поэт Ганин клюнул на наживку ГПУ — «князя» Вяземского, подговорившего его написать статью о своих взглядах и опубликовать ее в Париже. Деревенский простофиля поверил, написал. Тут-то и взяли новоявленного публициста. Ганин не выдержал сурового прессинга спецслужб и сошел с ума на допросах. К сожалению, такого вольнодумца, написавшего целый «роман» компромата, живым оставлять было нельзя. Ганина расстреляли в марте 1925 года.
А Есенин тогда почувствовал неладное, сбежал; вероятно, вспомнил, как Ганин однажды в кабаке предлагал ему в шутливой форме пост министра просвещения в новом «антисоветском» правительстве. Хороши шуточки! Партия и так с корнем выдирала инакомыслие, а тут — сплошная контрреволюция!
В ноябре 1923 года кучку «мужиковствующих» рифмоплетов — опять во главе с Есениным — прорабатывали на общественном товарищеском суде (председатель — Сосновский) в Союзе писателей. Скандалисты сумели тогда выкрутиться, и не в первый раз. Но, видно, приводы на Лубянку Есенину не пошли впрок.
Троцкому было многое известно о есенинских антисоветских проделках. Он, наивный деревенщина, и не подозревает, что «глаза» и «уши» партии имеются везде, даже в постели. Его подруга, Галина Бениславская, по своей женской болтливости кое-что рассказала сыну Троцкого об откровениях Есенина. Яков Блюмкин неоднократно информировал Льва Давидовича об опасных выступлениях Есенина. Взять хотя бы скандальный инцидент в Баку, когда Блюмкин чуть было не застрелил поэта, когда тот сказал лишнее. Есенин тогда сбежал в Тифлис.
Так мог рассуждать Троцкий и был по-своему прав. Есенина не устраивала та поэзия, которая нужна была «Красному Октябрю», а его творчество не удовлетворяло власти предержащие. Кстати, это провозгласил сам «серый кардинал революции», когда в статье, напечатанной в «Правде» 19 января 1926 года, утверждал: «Поэт погиб потому, что был несроден революции».
Рязанский скандалист позволял себе и личные резкие выпады против членов Политбюро ЦК РКП(б), характеризовал Гражданскую войну как «дикость, подлую и злую», сгубившую тысячи прекраснейших талантов:
…В них Пушкин,
Лермонтов,
Кольцов,
И наш Некрасов в них.
В них я.
В них даже Троцкий,
Ленин и Бухарин.
Не потому ль моею грустью
Веет стих,
Глядя на их
Невымытые хари…
Имеющая богатое смысловое значение рифма «Бухарин» — «хари» не оставляет сомнений в отношении автора к «вождям».
Да, Сергей Есенин вернулся в 1923 году в Россию не тем, каким уехал из нее с Айседорой Дункан.
Но «хари» все помнили. Литературовед В. А. Вдовин подметил, что дерзкие строчки Есенина в «Руси бесприютной» могли послужить Николаю Бухарину личным мотивом для недовольства его поэзией в известной статье «Злые заметки» («Правда». 1927 год, 12 января). Коля Балаболкин (так именовал Бухарина Троцкий) добивал погибшего поэта испытанным оружием идеолога: «Идейно Есенин представляет самые отрицательные черты русской деревни и так называемого "национального характера"».
