Я никому теперь здесь не знаком,
А те, что помнили, давно забыли,
А там, где был когда-то отчий дом,
Теперь лежит зола да слой дорожной пыли.
(«Русь советская»)
Вид убогой избушки заставлял сжиматься сердце поэта. Из его памяти не мог изгладиться старый дом, в котором прошла большая часть его юной жизни:
Низкий дом с голубыми ставнями,
Не забыть мне тебя никогда:
Слишком были такими недавними
Отзвучавшие в сумрак года.
Воспоминания эти были настолько живыми, что он сразу же стал хлопотать о постройке точно такого же дома. Нанял мастеров, закупил строительный материал. Строили долго. Только через несколько месяцев был выстроен новый дом на прежнем месте.
Много бедствий обрушилось после установления советской власти не только на его семью, но и на всю страну: были эпидемии тифов, испанки, дизентерии в 1919–1920-х годах, был голодный 1921 год. Теперь довершил разорение села Константиново пожар. Семья обнищала, как и все жители села, потерявшие почти все имущество в пожаре. Не слышно было ни прежних веселых песен, ни смеха. Село казалось жалким, притихшим и как будто безжизненным. А в остальном все было по-прежнему: все та же пыльная дорога вдоль села, все тот же вечерний закат и утренний рассвет с гортанным криком петухов, и тот же восторг в душе поэта от созерцания родных мест и от того, что он снова сидит со своими родными за одним столом, на котором дымится чугунок с домашней похлебкой и стоит традиционный самовар с заварным чайничком наверху.
В житейской суете Сергей никогда не забывал свою малую родину и, прибыв снова в родное село, написал идущие от сердца строки:
На стенке календарный Ленин,
Здесь жизнь сестер, а не моя,
Готов упасть я на колени,
Увидев вас, любимые края.
Здесь, в краю его детства, и свод неба казался выше, и звезды ярче, и воздух прозрачнее, и щебет птиц более радостным, чем в городе. Все здесь было дорого его сердцу. Он любил свою среднерусскую природу в любое время года — и в зимние морозы, когда снег скрипел под ногами, любил и весеннюю распутицу, и осенний листопад, и особенно любил лето с запахом цветов и скошенной травы.
Обнищавшая семья теперь надеялась на его помощь. Он был ее единственной надежной опорой. Отец после 30-летней работы в московской мясной лавке постепенно привыкал к работе в домашнем хозяйстве, хоть и не имел еще достаточной сноровки. Сергей среди всеобщей нищеты неловко чувствовал себя в своем щегольском импортном костюме и поспешил снять его. Облачившись в рабочую одежду, он стал помогать родителям по хозяйству: заготавливать дрова на зиму, сено для домашнего скота:
К черту я снимаю свой костюм английский,
Что же, дайте косу, я вам покажу, —
Я ли вам не свойский, я ли вам не близкий,
Памятью деревни я ль не дорожу?
За время пребывания в селе Есенин успел навестить многих школьных товарищей, оставшихся в селе, своего деда по матери, 79-летнего Титова Федора Андреевича, который доживал свой век с детьми и внуками в Матово. По приглашению Сергея к нему в Константиново приехал его молодой 19-летний друг Иван Приблудный (Яков Петрович Овчаренко), красивый, широкоплечий, веселый и находчивый. Вечером они с Есениным ходили по селу с гармошкой, распевая частушки. Они оживляли притихшее после пожара село. Сестра Есенина Екатерина, гостившая у своих родителей, обратила свое благосклонное внимание на Приблудного. Заметив это, Сергей постарался не допустить до более глубоких отношений: он считал Приблудного не очень серьезным.
В начале лета Есенину пришлось вернуться ненадолго в Москву, чтобы принять участие в торжествах, посвященных 125-летию со дня рождения Пушкина. Празднование началось у памятника Пушкину на Тверском бульваре — одном из исторических мест Москвы. Тверской бульвар был проложен в центре Москвы в последний год царствования Екатерины П. В 1796 году, за 4 месяца до ее кончины, бульвар был открыт для движения и прогулок. Он тянулся от Тверской улицы до Никитских ворот. Одним из его украшений был Страстной монастырь. В 1918 году он был закрыт. В 1928 году в нем был устроен антирелигиозный музей. В дальнейшем все постройки монастыря были разрушены, как и многие другие памятники архитектуры. Их взрывали, разбивали и жгли, то есть уничтожали собственную культуру, а заодно уничтожали и некоторых людей, причастных к русской культуре. На другой стороне бульвара, в доме № 23, находился Камерный театр, а рядом с ним, в доме № 25, — «Дом Герцена», в котором раньше жил русский писатель А. И. Герцен, памятная доска на этом доме появилась в 1920 году
[52]. В дальнейшем дом был передан московской писательской организации. На Тверском бульваре в доме № 28 находилась мастерская скульптора Конёнкова, которую нередко посещал Есенин. В конце Тверского бульвара в 1923 году был открыт памятник русскому биологу Тимирязеву Клименту Аркадьевичу (умер в 1920 году). Скульптор памятника — С. Д. Меркуров.
Памятник А. С. Пушкину в начале Тверского бульвара, сооруженный на народные средства скульптором А. М. Опекушиным, был установлен 26 мая (6 июня) 1880 года. Глеб Успенский на открытии памятника сказал о Пушкине: «Встал над Москвой во весь свой рост великий сын великой России, который был славен только работой своей мысли»
[53], «В дни войны он стал символом надежды и веры в Победу»
[54]. В 1938 году памятник Пушкину был передвинут на другую сторону Тверской улицы.
Есенин к памятнику Пушкина (он тогда стоял еще на Тверском бульваре) пришел одетый, как Пушкин, в крылатке и цилиндре, чтобы быть похожим на великого поэта. Он прочитал стихи, посвященные Пушкину:
Мечтая о могучем даре
Того, кто русской стал судьбой,
Стою я на Тверском бульваре,
Стою и говорю с собой.
…
…Я умер бы сейчас от счастья,
Сподобленный такой судьбе.
Но, обреченный на гоненье,
Еще я долго буду петь…
Чтоб и мое степное пенье
Сумело бронзой прозвенеть.
Иван Никифорович Розанов писал в своих воспоминаниях: «Есенин стоял на ступеньках пьедестала. Светлые кудри его резко выделялись в толпе. Он читал свои стихи, посвященные Пушкину, громко и четко, размахивая, как обычно, руками. Есенин был достойный преемник пушкинского дела и пушкинской славы».
По окончании торжеств Есенин снова уехал в село Константиново, где оставалось еще много незавершенных хозяйственных дел. А потом вернулся в Москву, оставив, как всегда, в родном селе частицу своей души.
