В УАЦ хорошо готовили летчиков, сама система была сделана очень грамотно, она похожа на центры резервистов в США. Из УАЦ после двух лет обучения записывали лейтенантов в запас, а потом каждые три года их вызывали на сборы, и они два-три месяца летали, поддерживали навык. В основном, конечно, на учебных машинах летали, но были и те, что кроме МиГ-17 управляли также МиГ-21.
Потом был хрущевский разгон авиации, когда повыгоняли опытных боевых летчиков, потом стали закрывать учебно-авиационные центры. Сейчас вообще в стране нет резервистов, всю систему подготовки кадров разломали, даже ДОСААФ уничтожили. А ведь и там, в ДОСААФ, готовили не только автомобилистов, матросов или связистов, но и летчиков. Очень жаль, что страна осталась без резерва — случись сейчас серьезная война, с серьезными потерями или социальными катаклизмами, и летать будет фактически некому. Ведь летчика нельзя создать по команде, его нужно сначала заманить, потом обучить, а дальше холить и лелеять, чтоб он не передумал и продолжал совершенствовать свою квалификацию. И вот тогда, случись конфликт, этот летчик выручит свою страну и заодно и себя, грамотно распорядившись вверенным ему боевым имуществом.
Но это должен быть летчик, а не вздорная барышня. А были у нас и такие.
Когда я в мае 1987 года вернулся из Афганистана в Арциз, меня определили в инструкторы. Это было разумно, ведь боевого опыта у меня было много, причем самого разного, на выбор — ночные полеты, полеты на минимальной высоте, полеты при минимальной видимости и т. п. И хоть я был по званию всего лишь старшим лейтенантом, заместителем командира эскадрильи, «возить» молодых лейтенантов, выпускников Качинского училища, определили именно меня.
Меня всегда удивляло, что в дипломах молодых людей, выпускников училища, сразу пишут — летчик. Очень это самонадеянно, на мой взгляд.
Начал их «возить» и был поражен, насколько неважно оказались эти ребята подготовлены. За лето списал четверых, а некоторых просто не допустил к полетам на Су-25. Не знаю, как они там, в училище, летали на своих МиГ-21, но штурмовик Су-25 они посадить не могли даже в идеальных погодных условиях.
Да что посадка — у некоторых вообще отсутствовал даже намек на какую-либо технику пилотирования, вообще ничего не умели.
При этом я помню себя в училище — у нас на первом курсе на Л-39 давали 15–20 вылетов с инструктором, а дальше мы сами летали, сколько нужно было, чтобы отработать технику. Сами понимали, что без полетов летчика из тебя не выйдет, и инструкторы нас в этом поддерживали. А тут вдруг такой странный выпуск, очень слабый.
Помню, принял одного лейтенанта на обучение, Саша Выборнов его звали. Начали мы с ним летать, и вижу я, что он ничего не умеет. А ведь четыре года учился, должен был элементарные вещи знать давно. А он ничего не умеет.
Мне командир полка однажды говорит:
— Кошкин, ты чего Выборнова не выпускаешь?
— Он ничего не умеет, товарищ командир. Он не сможет посадить самолет.
— Так, Кошкин, все, прекращай это. Выпускай его.
Но я уперся — в летной книжке любого летчика фамилия инструктора указывается, я потом за этого летчика всю жизнь отвечать буду. Зачем же мне неготового человека на смерть выпускать?
— Товарищ командир, я не буду подписывать его летную книжку. Он не готов.
— Хорошо, дай ему еще три полета.
Прошло несколько дней, пролетали мы с этим лейтенантом еще три полета. Командир меня опять вызывает, и все повторяется — я не могу подписывать летную книжку, он летать не умеет.
Командир кривится, но дает еще три дополнительных полета. Отлетали их, но я вижу — все это без толку, не может этот лейтенант вести машину сам.
Командир уже в голос на меня кричит, но выписывает новые полеты. И так повторяется 11 раз — этому лейтенанту выписали 34 дополнительных полета, а все было без толку.
Он принципиально не способен летать. Он, может, человек хороший, а летать не может. Бывает такое и не так уж редко.
Закончилась эта история так: командир полка в последний раз меня спросил, буду я выпускать лейтенанта Выборного? Я категорически отказался.
Тогда он сказал, что сам будет летать с этим типом. Говорит мне, запланируй с ним полет для меня. Я запланировал.
Командир отлетал, выходит красный, дышит тяжело. Говорит, давай-ка сюда командира звена, пусть он поработает. Посадили в кабину командира звена, комполка сам расписался в полетной книжке, и полетели они с этим лейтенантом снова. И снова все без толку.
К концу дня командир полка нашел решение — сам не стал грех на душу брать, приказал командиру звена закончить обучение. Помучился комзвена недельку и подписал все, что полагается.
Потом я отбыл учиться в летную академию, а как приехал на Новый год, с 1992 на 1993-й, у меня было несколько выходных, и я заехал в Монино, в авиаотряд. Иду по Монино, смотрю, Саша Выборнов как живой ходит.
К командиру его подошел, спросил, конечно, — а чего мы так тащим этого лейтенанта, он что, особенный? Мне командир отвечает: есть такой начальник управления кадров Одесского военного округа генерал-лейтенант Выборнов. А Саша Выборнов — это его родной племянник. Получается, это его дядя так тащил по всем ступенькам.
Интересно, что потом Саша Выборнов даже в Афганистан попал, но там не летал, а при штабе работал. Хотя орден получил. Там, в конце афганской кампании, ордена всем давали. А Саша потом закончил академию, повысил свою квалификацию и попал в Германию, а после вывода советских войск перевели его в Кобрин, под Брестом.
И попал он к моему другу, замкомэска Рустему, с которым мы вместе в Афганистане воевали.
Рустем смотрит летную книжку Выборнова и мысленно восхищается. Ничего себе, летчик первого класса (как он получил первый класс, если мы ему второй не давали, а третий он еле-еле получил?), боевой опыт богатый, то да се.
— Я все умею, летать давайте сразу, — говорит Выборнов.
А Рустем человек осторожный. Нет, говорит, мил-человек, давай-ка мы тебя сначала проверим.
Садится он с ним лететь, и Выборнов чуть не убивает обоих на посадке — Рустем еле успел штурвал схватить и самостоятельно посадить самолет.
— Слушай, — говорит, — друг! Что-то у тебя не получилось с посадкой! Давай-ка еще пару вылетов запланируем.
— Да, — отвечает тот, — что-то не вышло. Но это случайно.
И еще два раза тоже случайно не вышло.
Рустем пошел к командиру полка, говорит:
— Или у парня перерыв был большой, или он вообще летать не умеет.
Потом Рустем начал внимательно изучать летную книжку Выборнова. Видит надпись — инструктор Кошкин, а подписи нет. А дальше стоит подпись командира полка.
До Рустема доходит, что с летчиком серьезная проблема. Он докладывает командиру, что летчик неважный, и тот принимает решение от полетов новичка отстранить. Но и выгнать тоже не могут — все-таки блатной товарищ. В итоге отправили его в академию, где я его и встретил. И потом все закончилось для него хорошо — ребята рассказывали, что Выборнов успешно закончил академию, попал в какой-то военный институт в Чкалове и там сосредоточился на научной работе, где проявил себя очень положительно.
