Он вошел, застелил кровать пледом и сделал широкий жест
рукой:
— Прошу!
Девица продолжала стоять, словно изваяние. Она кого-то
отчаянно напоминала Покровскому. Но кого? Он не мог вспомнить.
— Отлично, — буркнул он, взял Наташу за локоть,
подвел к кровати, поставил к ней спиной и подтолкнул.
Она немного покачалась и неожиданно стала падать вперед,
словно ковер, скатанный рулоном.
— Ого! — воскликнул он и засмеялся, обхватив ее
двумя руками. От нее пахло дождем, лесом и ванилью. Ну и коньяком, разумеется.
Пришлось присесть, приподнять ее за ноги и свалить-таки на
постель. Она охотно свалилась и тут же разметала руки. Если бы не тифозная
стрижка, волосы тоже разметались бы. Покровский решил, что мокрое платье
снимать с нее не станет ни за какие коврижки. Еще неизвестно, что из этого
кокона вылупится утром. Возьмет и обвинит его в сексуальных домогательствах.
— Так что, пардон, мадам, оставайтесь в своей
одежке, — вслух сказал он.
На самом деле он рассчитывал, что через несколько часов она
проснется, разденется и примет душ, почувствовав себя грязной и мокрой. К утру
Наташа действительно проснулась, но почувствовала себя не грязной и мокрой, а
голодной. Есть хотелось зверски.
Одновременно к ней вернулась память, и вчерашние события
предстали перед ее мысленным взором. Гражданский долг заставил ее схватиться за
телефон. Номер родного районного отделения милиции выскочил из нее просто сам
собой.
— Парамонов? — сдавленным голосом спросила она,
когда ей ответили. — Это Наталья Смирнова. Помните, я вам звонила насчет
Негодько с пистолетом? Вы еще мне не поверили. Так вот. Тут возле оврага
творятся ужасные вещи! По лесу ходят волки и двое маньяков. Об одной жертве я
знаю точно — это женщина в желтом купальнике. Нет, я ее не видела, но они сами
рассказывали. Кто, кто? Маньяки рассказывали! — Она некоторое время слушала,
потом ответила:
— Откуда ты знаешь, что я себя неважно чувствую?
Когда трубка зашлась короткими гудками, она осторожно
положила ее на рычаг и вздохнула. Поверили ей — не поверили, она поступила как
сознательная гражданка. Несмотря на то что голова еще не варила, как
полагается, сознательная гражданка сумела сообразить, где находится кухня.
Спустилась на первый этаж, отыскала в холодильнике круг «Краковской» колбасы и,
устроившись на диванчике в гостиной, впилась в нее зубами.
Глава 4
Генрих Минц достался Покровскому в наследство от
отца-академика. С незапамятных времен он вел в доме хозяйство и колдовал на
кухне, называя себя элегантно — эконом. Накануне у него был выходной день, и
теперь, в половине седьмого утра, Генрих открыл дверь своим ключом и на цыпочках,
чтобы не разбудить Андрея, двинулся на кухню.
Однако не пройдя и нескольких шагов, замер от неожиданности.
На полу возле дивана лежала замурзанная голоногая девица с
солдатской стрижкой на голове в немыслимо грязном коротком платье. Рядом с ней
валялся наполовину сгрызенный кусок колбасы. Девица всхрапывала и присвистывала
во сне.
— О-ля-ля! — шепотом воскликнул Генрих и всплеснул
руками.
Наташа между тем видела десятый сон. Разбудило ее непонятно
что. Она распахнула глаза и захлопала ресницами. Над ней навис весьма
колоритный дядечка — лет шестьдесят пять, крепенький, лысый, розовый, с черными
усами и внимательными глазами под короткими бровками.
— Как это вы сюда пробрались? — вполголоса спросил
дядечка. — Где-нибудь было открыто окно?
— Кто вы? — спросила Наташа и, застонав,
села. — Как вас зовут?
— Генрих, — ответствовал лысый по-прежнему
полушепотом. — Я эконом.
— О! — воскликнула она. — А я думала, что вы
— собака! Или, в крайнем случае, сиамский кот. У вас совершенно нечеловеческое
имя.
— Не может быть, — пробормотал Генрих. — Так
как вы в дом попали?
— Меня впустил Андрей Алексеевич, — довольно
внятно ответила Наташа и, покряхтывая, пересела с ковра на диван.
— Вы что же, — проворчал эконом, — плакали
под дверью? И он вас пожалел?
— Я же не бомж!
— А кто?
— Я Андрея Алексеевича помощница. Буду работать с его
архивом.
— Ну да, — недоверчиво сказал Генрих. — А
откуда он вас взял.., такую?
Он окинул Наташу красноречивым взором.
— Из агентства.
— Хм, — пробормотал Генрих. На лице его появилось
смирение. — Может быть, вам что-нибудь нужно?
— Не могли бы вы, голубчик, — попросила Наташа
купеческим тоном, — поискать в овраге мою сумку? За домом художника
Бубрика. Гроза застала меня в овраге. И вообще… Была бурная ночь.
С этими словами она отправилась наверх, роняя комья сухой
грязи. Несмотря ни на что, чувствовала она себя бодрой и отдохнувшей. И,
главное, была уверена, что никаким бандитам ее выследить уж точно не удалось.
Пока она плескалась в душе, сумку принесли и поставили возле шкафа. К счастью,
она не сильно промокла, и Наташа добыла из нее отвратительного качества джинсы
и грязно-коричневую кофту с криво пристроченной биркой под воротником: «Маdе in
France». Вероятно, Ольга купила этот писк моды где-нибудь в подземном переходе
в самый последний момент. Интересно, какая у ее работодателя жена? Наверное,
красивая и злая — зачем иначе ему было требовать в агентстве несексуальную
помощницу?
В этот момент внизу раздались взволнованные голоса, в том
числе и женский. «А вот я сейчас погляжу, — решила Наташа, — что там
за жена». Она вышла из комнаты, подкралась к перилам и осторожно посмотрела
вниз. Возле двери стояла юная блондинка в брючках-капри и обтягивающей
кофточке. Она была так хороша собой, что Наташа немедленно пожалела о том, что
остригла волосы. Можно было не уродоваться — на таком фоне женщине за тридцать
с обыкновенной внешностью потеряться легче, чем табачной крошке в кармане.
— Ну? И что все это значит? — спросил Покровский,
глядя на блондинку сузившимися глазами. — Я понимаю — гроза. Но почему ты
хотя бы не позвонила?
На нем был спортивный костюм и кроссовки, на шее —
полотенце.
— Потому что во время грозы мобильники
отрубаются! — запальчиво ответила блондинка. — А потом я подумала,
что ты спишь. И мы решили, что лучше сразу приехать, чем тебя будить.
— Кто это — мы? Ты и твой гардеробщик?!
«С ума сойти! — подумала Наташа. — Он знает, с кем
жена проводит время и всего лишь напускает на себя строгий вид».
— Где он? — продолжал кипятиться Покровский.
— В машине, — блондинка взглянула на него исподлобья. —
Надеюсь, мы покормим его завтраком?
— Я что, должен любоваться его физиономией за столом?
