От этой защиты Наташа вдруг почувствовала, что к ее горлу
подступают горячие слезы. Она собрала лицо в гармошку и зарыдала.
— А! — взъярился Покровский. — Плакать?
Плачьте без меня. — Перед дверью он фыркнул и насмешливо
повторил:
— Домогался!
— А что такого? — прорыдала ему вслед
Наташа. — Что же — меня и домогаться уже нельзя?!
— Да вы себя видели? — обернулся тот, и Генрих со
своей вазой попятился в коридор. — В гостиницу на свидание к этому
Ерискину вы приходили конфеткой! И в принципе — умозрительно! — я могу
понять, что он от вас голову потерял. Но теперь! Теперь вы похожи на черт знает
что! Головка, как у черепахи, одежда — не поддается критике…
Парфюмерия забыта, о косметике я вообще не говорю!
— Головка, как.., у черепахи? — недоверчиво
переспросила Наташа, перестав рыдать.
— Где вы взяли те брюки, в которых щеголяли перед моими
гостями?
— Как у черепахи?!
— Вашей обуви место на ближайшей свалке!
— Папа! — крикнула Марина снизу. — Что будем
делать?
— Как у черепахи?!
— Вероятно, это был сумасшедший, который не знал, кто
проживает в этой комнате! Вас перепутали.., с Линой! Вот за ней-то, я уверен,
можно и побегать и на второй этаж влезть!
— Но вы ведь сами просили в агентстве такую женщину,
которая несексуально выглядит! — закричала Наташа.
— Несексуально — не значит тошнотворно!
Он вышел из комнаты и захлопнул за собой дверь. Через пару
минут они с Генрихом оба объявились на улице и, присоединившись к Марине с
Валерой, начали обсуждать ситуацию. Наташа сидела на постели, выпучив глаза. Да
как он смел?!
Как у него язык повернулся?! А она-то думала, что
небезразлична ему… Какая дура!
— Папа, — спросила Марина испуганно. — Почему
ты так себя вел?
Покровский засунул руки глубоко в карманы и, поглядев на луну,
признался:
— Я испугался. Что, если бы ее убили?
— Да, сейчас это совершенно ни к чему, —
согласился Генрих, и Валера Козлов недоумевающе посмотрел на него.
— Генрих, отыщи фонарь, сходи к Аркадию, покличь Азора.
Возьмем его напрокат. Он, конечно, защитник никакой, но зато лает на каждый
чих.
— Вот у нас жизнь начнется! — пробурчал эконом.
— Не выставлять же караул у нее перед дверью!
«У нее — это у меня», — поняла Наташа, которая отлично
все слышала через открытое окно. Утерев нос, она встала и подошла к упаковке
туалетной бумаги, которая валялась на полу. Выходит, если бы не ее маленькая
ложь про то, что закончилась бумага, нож сейчас оказался бы у нее в животе. Она
достала его из разрезанного рулонам повертела перед глазами. Обычный ножик, не
очень большой — с таким удобно ходить по грибы. Вот только лезвие заточено с
обеих сторон…
Коленки у нее затряслись, и нож выпал на пол.
Наташа посмотрела на него и на негнущихся ногах отправилась
к телефону.
— Парамонов? — спросила она, когда ей
ответили. — А кто? А Парамонова позовите, пожалуйста! Скажите, это Наталья
Смирнова по поводу покушения. Несостоявшегося. На меня. Парамонов, вы? Меня
только что хотели убить. В поселке Березкино. Да, по Савеловской. При чем здесь
обезьяны? С ума вы сошли? Я вам не звонила! А впрочем… Я была так напугана… Не
знаю… Но сегодня на меня точно покушался человек. У вас же есть два аналогичных
нападения — когда ножом прямо в живот. Ничего себе — откуда я знаю! Я ведь живу
в этом районе. — Она некоторое время слушала, потом подсказала:
— Да, но у меня на животе была туалетная бумага. Да
нет, со мной все хорошо, спасибо. В доме Покровского Андрея Алексеевича.
Только он не должен ничего знать, вы понимаете?
Едва она положила трубку и спрятала нож, как в дверь
постучали.
— Войдите! — крикнула Наташа разбухшим от слез
голосом.
Вошел Покровский, держа за ошейник лохматого Азора.
— Мне показалось, что вы на меня обиделись, —
сказал он, сумрачно взирая на нее. — Азор, лежать! Если вы обиделись, то
извините.
— Хорошо, — сказала Наташа, глядя в сторону.
Подбородок ее был выставлен вперед, как у особы королевской
крови, которая видит что-то ее недостойное. Свой «ежик» она ощущала теперь,
после его оскорблений, всеми фибрами души.
— Вот вам сторож на ночь, — Покровский мотнул
головой на Азора, который положил голову на лапы и постучал хвостом об
пол. — Пес неоднократно бывал в доме, отлично всех нас знает, так что не
будет сильно беспокоиться. Зато он поднимает шум, когда слышит что-нибудь
подозрительное.
— Благодарю, — сказала Наташа. — Если вы не
против, завтра вечером, после работы, — она подчеркнула это «после
работы», — я съезжу в город по делам. Утром вернусь.
— По делам? — удивился Покровский. — До утра?
— Куплю себе дезодорант и пудру. И платочек на голову.
— Послушайте, — сердито сказал он. — Если вы
всерьез вздумали дуться, то этот факт может плохо отразиться на общем климате…
Вы понимаете?
— Не собираюсь я дуться, — соврала Наташа. —
Разрешите, я лягу спать. Я пережила стресс, мне нужно отдохнуть.
— Мы решили не обращаться в милицию по поводу
случившегося инцидента. Вы — человек посторонний, не имеете ко мне никакого
отношения.
Вряд ли тот тип, который вас.., м-м.., домогался, как-то
связан с убийством Алисы, верно? Какой-нибудь случайный, залетный псих. Вы не
обиделись?
— Успокойтесь, я не обидчива, — заявила
Наташа" которая на самом деле была обижена до глубины души.
— Тогда — спокойной ночи, — сказал Покровский и
вышел.
В город Наташа, ясное дело, не собиралась, а собиралась
следить за Бубриком и Генрихом. У них завтра «плановая» встреча, если верить
тому подслушанному телефонному разговору. На этот раз Генрих должен отправиться
к своему приятелю гораздо раньше полуночи. Так что ей следует заранее усесться
в засаде, чтобы ничего не пропустить.
Когда Наташа улеглась в постель и накрылась одеялом, ее
начало колотить от пережитого ужаса.
Нож, который она спрятала в шкаф под полотенца, внезапно
возник перед ее мысленным взором.
Было так страшно, что кружилась голова.
— Азор! — крикнула Наташа. — Иди ко мне,
собаченька! — И похлопала рукой по одеялу.
Недолго думая, собаченька прыгнула на постель и завозилась,
устраиваясь. Вероятно, дома она проделывала это неоднократно.
— Охраняй, Азор! — приказала Наташа и обняла его
за шею двумя руками.
