В общем, к моменту встречи с Михаилом Сергеевичем мое смятенное состояние не только не прошло, но, пожалуй, еще более обострилось.
…Стрепетом я ступал в тот день на священные камни кремлевской мостовой. Сердце, кажется, готово было вырваться из груди. Для политика такая чрезмерная эмоциональность вредна. Я это понимал тогда, понимаю и сейчас. Может быть, многие мои беды и происходят от того, что я слишком эмоционален. Но в тот миг я ничего не мог с собой поделать.
Однако стоило мне войти в парадный подъезд здания Верховного Совета СССР, показать удостоверение личности молодцеватому капитану с синими петлицами службы государственной безопасности, как все волнения остались позади.
Кабинет, в который мне предстоит войти, мне уже знаком. Я здесь бывал, и неоднократно.
Приемная представляла собой рабочий кабинет ближайших референтов президента, дежурных службы охраны. Я часто заставал в приемной генерала Владимира Медведева, который всегда был с Горбачевым, где бы тот ни находился. Он был его тенью и никогда ни на шаг не отставал. Высокий, сухопарый, молодцеватый, часто молчаливый. Нередко в приемной находился начальник охраны генерал Юрий Плеханов.
Меня уже ждали и сразу пригласили в кабинет.
Михаил Сергеевич Горбачев, едва я вступил через открытую дверь, встал из-за стола и пошел навстречу.
— Ну что, Леонид, не дали тебе отдохнуть? — спросил он. — Но, знаешь, обстановка хреновая, отдыхать нам не придется. Ситуация такая, что надо энергично браться за дело, которое тебе знакомо…
Пока Михаил Сергеевич вспоминал, как много интересного и полезного было сделано на телевидении в мою бытность, я, осмелев, осмотрелся в кабинете. С тех пор, когда пришлось быть в нем последний раз, он несколько изменился. Я сразу не смог понять, что придало ему новизны. Тот же стол, за которым работает Президент СССР, флаг Союза Советских Социалистических Республик у стены, за спиной президента. Вдоль стены стол на 6–8 человек для проведения совещаний в узком кругу. Картина на стене. И все же какая-то новая деталь придавала ему вид некоего пункта управления. Только когда кто-то из помощников по громкой связи доложил, что президента спрашивает первый руководитель одной из республик, я понял: здесь появился новый пульт связи. Теперь наряду со множеством телефонов самых разных расцветок на небольшом столике слева от президента стоял этот самый пульт, позволивший, как я потом понял, связываться с любой точкой Советского Союза, а может, и мира. Не только связывать двух человек для разговора, но и подключать множество других абонентов, если есть необходимость проведения коллективного обсуждения неотложного вопроса.
Поговорив и положив трубку, Михаил Сергеевич продолжил:
— Знаешь, трудно было найти подходящего человека, не скрою. Тут до головной боли дошло. Столько было кандидатов, скажу тебе откровенно, не меньше пяти. Взвешивали каждую кандидатуру, многие были в это втянуты, и, в конце концов, остановились на тебе. Откровенно скажу, назывались люди, которые во всех отношениях выше тебя по должности и опыта руководства ответственными структурами имели побольше. Но вот остановились на тебе. (Позднее узнал, что последней кандидатурой был председатель ВЦСПС Геннадий Янаев, который через месяц станет вице-президентом СССР.) Мне все говорили, что ты прекрасно разбираешься во всех телевизионных вопросах, профессионал, у тебя есть авторитет, немалый опыт, тебя в Останкине помнят, а кроме того, ты немало сделал на первом этапе перестройки для качественного улучшения работы радио и телевидения. Будем работать вместе. Ты можешь смело рассчитывать на мою поддержку. Я даю тебе обещание, что ты можешь ко мне обращаться, когда захочешь. Я буду доступен в любой ситуации. Я знаю, что такое радио, телевидение. Буду тебя поддерживать.
Михаил Сергеевич сказал еще о том, что подготовлен указ о назначении и есть план создания двух корпораций: одна — по телевидению, другая — по радиовещанию. Подчеркнул, что при разделении радио и телевидения надо учитывать политическую реальность. Ведь сегодня в ряде республик существует большая независимость от центра. Большинство республиканских правительств приняло решение о полной независимости, полной подчиненности местных телерадиокомитетов местным властям. Телевидение и радио в республиках уже перешли на местный бюджет. И еще одну важную вещь сказал о том, что управление на телевидении и радио в значительной степени утрачено.
Он, как выяснилось, имел в виду главным образом то, что в условиях политического противостояния различные силы борются за обладание телевидением и радио. И, как ему кажется, оппозиция все в большей степени захватывает новые и новые телевизионные и радиопрограммы. И особенно его беспокоит, что уже и главная информационная программа «Время», по существу, попала под влияние сил, оппозиционных правительству, оппозиционных президенту. Покритиковал попутно радиоканал «Маяк».
— Так получается, — говорил он, — что я, когда еду в машине, стараюсь больше слушать радио. Многие сообщения на «Маяке» отношу к числу откровенно оппозиционных, с резкой критикой президента, правительства.
Но особенно его беспокоило то, что утрачивается всякая политическая культура, культура дискуссий. И если на государственные деньги, а это несколько миллиардов, будут создаваться телерадиопрограммы, в которых вся деятельность правительства и его, как президента, будет оцениваться только с критических, негативных позиций, то это, конечно, никуда не годится. Такого нет ни в одной стране мира.
При этом он высказал определенные симпатии в адрес тогдашнего председателя Гостелерадио Ненашева Михаила Федоровича. Оценив достаточно высоко его человеческие качества, профессиональные и интеллектуальные способности, он подчеркнул:
— Я не знаю, в чем дело, — то ли сильное внутреннее давление различных сил на него сказывается, то ли он уже устал от этих противостояний, от вечной борьбы. Но складывается такое впечатление, что он уже плохо управляет ситуацией.
Добавил, что в обиду Михаила Федоровича не даст, ему найдется подобающее место. (Ненашев был назначен председателем Госкомиздата).
Откровенность, с которой Михаил Сергеевич рассказывал, как подбиралась кандидатура, меня подкупила. Все те тревоги, которые у меня были и которые, конечно, сохранялись, как бы отошли на второй план перед человеком, который верит в меня, ждет моей помощи, надеется, что я соглашусь, не посмею выдвигать какие-то условия. И рассчитывает, что не ошибается во мне, ибо большинство его сподвижников, политических советников такого же мнения. Это для меня в чисто психологическом плане было решающим моментом. Я согласился.
Вообще я не раз испытывал на себе и раньше, и в дальнейшем влияние Горбачева. Стоило с ним поговорить 10–15 минут, как сомнения по труднейшему вопросу развеивались. Я не отношусь к людям, которые легко поддаются чужому влиянию. Отец у меня украинец, и я бываю человеком достаточно упрямым. Даже, может быть, излишне. Но всякий раз я попадал под влияние Горбачева. Он быстро располагал к себе, вызывал большое доверие.
Но в беседе я сразу усомнился в одном: надо ли спешить разделять Гостелерадио на две корпорации. Есть немало структурных подразделений Гостелерадио, которые никак не делятся, их невозможно раздробить. Не делится Останкинский телерадиоцентр. Он сконструирован, спроектирован и построен как единый телерадиоорганизм, который не поделишь на какие-то отдельные технические системы. Есть особая и сложная структура материально-технического обеспечения. Техническое управление и его службы тоже никак нельзя поделить. Я уже не говорю о наших печатных органах, нашем журнале, газетах. Это все принадлежит одному Гостелерадио.
