В секретариате посочувствовали, но развели руками: дескать, что же мы-то можем сделать? Ведь ничего крамольного поэт критику не написал. Ну, не нравятся поэту статьи критика, что против этого можно предпринять!
Долго ещё скрипел зубами старший Синельников, долго не мог успокоиться. Со многими поделился своим негодованием: это у него-то грязные руки? Это он-то ничего не смыслит в поэзии?
Словом, если и пришлось здесь кому-то плясать, то, скорее, критику. Возникла ситуация, напоминающая ту, что описана в «Евгении Онегине»:
Приятно дерзкой эпиграммой
Взбесить оплошного врага…
…………………………………………….
Приятней, если он, друзья,
Завоет сдуру: это я!
Синельников столько раз, негодуя, пересказывал письмо однофамильца, что, кажется, в одной только нашей редакции не осталось человека, который хотя бы краем уха не слышал о непонимании Синельниковым поэзии и о его грязных руках. Боюсь, что далеко не все с этим были не согласны!
А мы в отделе Смоляницкого вернулись, так сказать, к досинельниковским нравам. Правда, сильно увеличившись количественно.
Не помню, работал ли у нас Синельников, когда нам после сорокалетия газеты расширили штатное расписание и прибавили зарплату. Но точно помню, что высшую обозревательскую ставку я получил не благодаря руководству отдела. Мне её установил Сырокомский.
Из литдрамвещания Радикомитета к нам пришла Ксения Васильева, оказавшаяся впоследствии неплохим прозаиком. Её посадили на ленинградские книги и журналы.
Остальные периферийные издания отдали Нине Александровне Подзоровой. Она уже работала в «Литгазете» (это было до меня), но уехала с мужем, которого послали работать за границу. Вернувшись, без особой надежды зашла в газету. Оказалось: есть место!
Валентина Помазнёва пришла к нам из «Комсомолки». Она была в отделе как бы блуждающим форвардом: занималась всем сразу и ничем конкретно. Была на подхвате – то интервью взять у кого-то понадобится, то следует освещать работу какого-нибудь пленума.
А Синельников взял в газету Аллу Латынину. Её муж, мой сокурсник Лёня, работал напротив нас в коридоре – в «Литературной России». Ему покровительствовала его начальница критик Лидия Николаевна Фоменко, человек для Синельникова достаточно авторитетный. Отсвет её авторитета падал и на Лёню, так что с устройством на работу к Синельникову у Аллы Латыниной проблем не возникло.
Тем более их не возникло с зачислением в штат Нины Денисовой. Заказанную ей пробную статью она написала с блеском. Одно время ходила в любимицах Синельникова, пока тот с ужасом не обнаружил, что Нина – близкая подруга члена редколлегии «Нового мира» Игоря Виноградова, за которого она вскоре вышла замуж.
Разумеется, началось противостояние. Уж не помню, кто из них ушёл раньше другого. Кажется, что всё-таки Синельников.
Словом, набирала обороты новая эпоха в редакции, когда ту работу, с которой прежде справлялись три человека, распределили среди десятерых.
Ошибётся тот, кто решит, что это пошло на пользу дела. Увеличение свободного, ничем не занятого времени, – иначе говоря, бездельничанье на работе обостряет любопытство в трёх его основных вариантах. Первый: чем занят в настоящий момент твой коллега? Второй: что хорошего завезли сегодня в окрестные магазины? И, наконец: а не выпить ли нам, благо винный магазин напротив, да и ещё один не так далеко? Первый вариант ведёт к склокам, ссорам и доносительству. Второй к тому, что вовремя пришедшие на работу (опоздания строго наказывались) наши сотрудницы потихонечку выскальзывали на улицу и сновали по магазинам в надежде перехватить какой-нибудь дефицитный товар. А третий окончательно развязал руки тем, кто и прежде не очень сильно ограничивал себя в употреблении алкоголя: пьянство в газете стало повальным.
И загремело над редакцией: «будешь?», как победное «даёшь!» матросни в переворотные годы. Били себя по карманам, выворачивали их, пересчитывали мелочь, сбрасывались, скидывались, складывались, занимали деньги в кассе взаимопомощи и то и дело шныряли из редакции в магазин. Водку проносили в портфелях, в кошёлках, в авоськах завёрнутую в газету, за пазухой, бережно поддерживаемую. Если прежде не родственные отделы держались друг от друга на расстоянии, то теперь границы были сметены, во всех комнатах появлялись гости.
Хорошо помню трансляцию какого-то футбольного матча по телевизору, который стоял в «Клубе 12 стульев». В огромной комнате собралось немалое количество сотрудников. Разумеется, смотрели не всухую. Водку на столах не держали, стояли только стаканы с прозрачной жидкостью, которую кто потихоньку отхлёбывал, а кто осушал одним махом и шёл за новой порцией к Виталию Резникову. Он до того, как прийти в отдел к Веселовскому, умудрился поработать официантом и даже барменом в ресторане гостиницы «Советская» и потому его дозировка отпускаемого изделия, принесённого гостями и выставленного хозяевами, отличалась профессиональной точностью.
Открылась дверь, на пороге возник интеллигентный очкарик с толстым портфелем, поинтересовавшийся, правильно ли он понял, что эта комната отдела сатиры и юмора.
– Что в-вы х-хотите, т-товарищ? – спросил заикающийся Резников.
Товарищ, оказывается, приехал с Украины в командировку. Разыскал «Литературку», которая несколько месяцев назад напечатала несколько его юмористических фраз, и решил поблагодарить сотрудников.
Из толстого портфеля к восторгу присутствующих были извлечены две бутылки почти не встречавшегося в наших магазинах французского коньяка.
– Т-то есть, – уточнил Резников, – в-вы считаете нас в-взяточниками?
Гость страшно смутился, стал отнекиваться: нет, дескать, это всего только благодарность.
– В в-виде в-взятки? – безжалостно продолжал вести допрос Резников.
Присутствующие смотрели на него с недоумением.
Бормоча извинения, чуть не всхлипывая, очкарик сунул бутылки назад в портфель и поплёлся к выходу.
– Об-бождите, т-товарищ, – остановил его Резников. – Д-должен п-признать, что в-вы п-правы. На в-ваше счастье мы д-действительно в-взяточники!
Небольшой кабинет Веселовского был напротив этой обширной комнаты. В тот день он сидел и смотрел с нами футбол и, разумеется, с удовольствием пил водку и дарованный его отделу коньяк.
А в тот день, про который я сейчас расскажу, мы пили у него в кабинете вместе с известными авторами «12 стульев» Леонидом Лиходеевым, Гришей Гориным, Лионом Измайловым, Володей Владиным… (Во избежание недоразумения уточню, что Горин не был бойцом на этом фронте, так что рюмку свою чуть пригубливал.) Но и кроме известных авторов в кабинет набилось полно неизвестных, а ещё больше сотрудников, из-за чего многие держали свои рюмки в руках, даже опустевшими, правда, ненадолго, потому что Виталий Резников бдительно следил за порядком. Говорили все подряд, каждый уже не слышал другого, как вдруг в дверь постучали. На пороге возникла секретарша Маковского, которая сказала, что не смогла дозвониться и что Чаковский вызывает Веселовского к себе.
