– Евлампия, познакомься, это Сергей Петрович Каменев, – сказал Макс, когда я вышла в холл.
– Очень приятно, – сказала я, оглядывая полного мужчину, на животе которого едва сходилась дорогая, явно сшитая на заказ рубашка.
– Господин Каменев просит нас зайти к Реутовой, – объяснил муж.
Я удивилась, но виду не подала, просто уточнила:
– К Надежде Владимировне? На второй этаж?
– Да, – подтвердил Каменев. И пояснил: – Она моя мать. Необычайное везение, что в одном доме с ней живет владелец крупнейшего детективного агентства с безупречной репутацией.
Краем глаза я посмотрела на часы, что висят на стене у зеркала. Без четверти одиннадцать. Похоже, дело Сергея Петровича совсем не простое, речь явно пойдет не о слежке за женой-прелюбодейкой.
В холл вышла Киса. Она вежливо поздоровалась, а потом спросила:
– Где мой айпад?
– Недавно видел планшетник в моей ванной, – ответил Макс. – Кисуля, мы с Лампой отойдем на некоторое время. Не побоишься одна дома остаться?
– Я боюсь только тираннозавров, но навряд ли они сюда в ваше отсутствие заявятся, – ответила девочка и ушла.
– Ребенок у вас с чувством юмора, – заметил Каменев.
– Пошла в подготовительный класс первого сентября и через два дня заявила, что уже стала взрослой, – вздохнула я.
– Это цветочки, – махнул рукой Сергей Петрович, – ягодки появятся через несколько лет. У меня четверо. До сих пор не понимаю, почему еще не потерял разум и смог сохранить психическое здоровье, живя с оравой подростков.
– В чем проблема? – поинтересовался Макс, когда мы начали спускаться по лестнице.
– Сейчас сами увидите, – пообещал наш спутник и открыл дверь. – Проходите прямо в спальню.
Мы с Максом пошли за сыном Реутовой и оказались в комнате, где мечтает жить… каждая пятилетняя девочка. Интерьер был выдержан в розовых тонах: занавески, стены, ковер, мебель. Даже потолок был цвета только что вымытого с шампунем поросенка. На огромной кровати в горе подушек лежала Надежда Владимировна, одетая в пижаму, которой могла бы позавидовать Барби: сплошные кружева, рюши, воланы и стразы.
Вульф приблизился к ложу, вгляделся в лицо женщины и со вздохом обернулся.
– Простите, но тут мы вам не поможем. Необходимо вызвать полицию – ваша мать мертва. Единственное, что я могу, это попросить приехать Олега Михайловича Фокина. Он мой друг, человек опытный, не склонный к принятию скорых решений.
– Очень вам благодарен, – кивнул Сергей. – Но ведь ничего не изменится, если мы сначала немного поговорим?
Я молча слушала Каменева и понимала: его мать не была для него близким человеком. Не похоже, чтобы он испытывал большое горе. Обычно родственники самоубийц ведут себя иначе.
Почему я решила, что Надежда Владимировна приняла решение самостоятельно уйти из жизни? На тумбочке лежала упаковка снотворного, рядом несколько пустых блистеров, и стояла бутылка из-под минералки. В комнате царил порядок. На лице, шее, руках покойной не видно царапин, ран или каких-либо других следов борьбы. Дорогое ночное одеяние… Большинство женщин, даже расставаясь с жизнью, хотят выглядеть красиво.
– На первый взгляд это очень похоже на суицид, – сказал Макс, – но нередко бывает, когда посмотришь второй раз, понимаешь, что ошибся.
– У вас есть перчатки? – спросил Каменев.
– Конечно. Но до прихода экспертов что-либо трогать нельзя, – предупредил Вульф.
Каменев потер лоб ладонью.
– Мои «пальчики» здесь повсюду, я же сын, приходил к матери регулярно. Давайте кое-что покажу, а потом объясню, чего я от вас хочу.
– Хорошо, – согласился Макс после секундного колебания.
Глава 4
Мы снова двинулись по коридору и вошли в темное помещение. Сергей Петрович щелкнул выключателем и пояснил:
– Это мамин офис.
– Кабинет? – удивилась я, осматривая большой стол с дорогим компьютером и стенные шкафы с непрозрачными дверцами. – Я думала, что Надежда Владимировна пенсионерка. Она часто гуляла во дворе, разговаривала в основном о своей собаке, о кулинарии, сериалах. Простите, не хочу вас расстроить, но госпожа Реутова никогда не упоминала ни о сыне, ни о внуках. Хотя бедной пенсионерке не под силу оплатить «коммуналку» в нашем доме.
– Тонкие струны моей души ваши слова не задели, – съязвил Каменев. – Моя мама мне не мать, но она мне мать. Путано, но иначе не скажешь. Сейчас сообщу вам все в подробностях, однако сначала…
Он открыл один шкаф.
– Ого! – воскликнула я. – Да тут одежда на любой вкус, парики, разные сумки, обувь, масса аксессуаров, коробки с гримом…
– Профессиональная мини-камера с прибамбасами, – подхватил Макс, – и еще куча всяких штучек-дрючек, недешевых. Некоторые из них мы в своем агентстве используем. Ба! У нее есть определитель отпечатков пальцев, причем самый продвинутый. Он сканирует и тут же определяет личность, если, конечно, та внесена в какую-то базу. Отличная вещь. Ее нет на вооружении в полиции, потому что она дорого стоит.
– Надежда Владимировна была интересным человеком… – вздохнул Сергей Петрович. – Учитывая вашу работу, думаю, вы изучили своих будущих соседей, прежде чем приобрели квартиру в этом доме?
Макс не стал возражать.
– Конечно. Но глубоко не копал. Проверил наличие судимости, место работы и успокоился: все жильцы – нормальные люди. Надежда Владимировна была директором московской школы, рано ушла на пенсию. Меня факт, что она перестала работать в пятьдесят, не обеспокоил. Возможно, возникли проблемы со здоровьем. Или просто дети надоели. Но в ее биографии не сказано о сыне. Упомянута лишь младшая сестра, которая погибла много лет назад. Молодую женщину сбил пьяный водитель.
– Ее звали Нина Владимировна, – кивнул Сергей Петрович, – это моя родная мама, которую я совершенно не помню. И фотографий хороших нет, беда произошла в доайфоновую эру. Осталась лишь пара официальных снимков. Маме тогда едва исполнилось двадцать пять, мне три. И того алкоголика я не запомнил.
– Вы присутствовали при гибели матери? – уточнил Вульф.
Каменев сел в кресло.
– Она пошла в магазин, посадив меня в коляску. Что-то там купила, положила пакет в сетку под сиденьем детской коляски. Когда мы переходили на зеленый свет улицу, поклажа выпала. Мама остановилась и начала собирать то, что рассыпалось. Дорога шла под уклон, коляска покатилась вперед и притормозила у бордюра тротуара, поэтому я остался жив. Из-за угла вылетел на мотоцикле пьяный урод, и… все! Тетя взяла меня на воспитание, но не усыновила, просто оформила опекунство. Смерть сестры сделала Надежду другим человеком. Спустя несколько лет после ее похорон она стала хантером.
– Охотником? – перевела я. – На кого?
