Григорий помахал рукой.
– Сергей Петрович, прощайте! Надеюсь, ваш «Болтун» не выдержит конкуренции и пойдет ко дну. Евлампия, вы чудесная женщина, обожаю вас за наивность и глупость. Поцелуйте Макса, он милашка. Передайте привет Олегу Фокину, он такой серьезный… прямо настоящий следователь. И еще. Будьте осторожны! У меня же были ключи от всех ваших квартир. Кофе пьете? Лекарство, которое свело с ума Маргариту Леонидовну Венькину, не имеет ни запаха, ни цвета, ни вкуса, легко растворяется в чем угодно. Даже если на зерна арабики его налить, оно просто высохнет. Но когда вы сделаете из них порошок, а потом зальете его горячей водой…
Я вскочила, схватила со столика чашки, свою и Макса, и поставила их в мойку.
А Григорий вдруг расхохотался, как будто видел то, что я сделала. Экран почернел, на нем возникло изображение желтой ленты с надписью «Закрыто».
– Кофе-то мы уже выпили, – пробормотал Вульф. – Он блефовал, чтобы мы испугались и все продукты и лекарства выкинули. Нарочно хочет посеять страх, панику.
– Ты уверен? – прошептала я. – У Наташи, то есть у Григория были ключи. Генриетта Карловна! Мерзавец обманул всех, кроме зверушки. Директор гимназии Федор Михайлович сказал, что Митрофан всегда чует плохих людей. Гусев верит котопсу, и если тот на кого-то шипит, директор школы старается с этим человеком дел не иметь. Когда Киса рассказала, как найденыш описал консьержку, Гусев очень удивился: «Он только на мужчин сердится. Женщинам все прощает». Я решила, что Федор Михайлович идеализирует Митрофана, как все хозяева, преувеличивает ум домашнего любимца.
– Но Наталья Ильина оказалась именно мужиком, – буркнул Макс. – И почему я не понял, какого пола сия особь в боевом раскрасе? Ну ладно ты, наивная и добрая. Но я… Я тоже в дураках оказался!
Эпилог
Все продуктовые запасы я выкинула. На помойку отправились также парфюмерия, бытовая химия, лекарства. Но мы с Максом, несмотря на выпитый кофе, ничем не заболели.
Квартира лифтера пока не занята, в подъезде нет консьержки. В дом ходят разные люди, которые смотрят выставленные на продажу квартиры.
Цыганковы и Лаптевы уехали. Какова будет их дальнейшая судьба, где они живут, я понятия не имею. Но знаю, что Светлана с Михаилом и Вера с Зиновием Павловичем наняли адвокатов, которые сопровождают их на допросы к Фокину. Сегодня Олег, приехав к нам, сказал, что все его сотрудники и вышестоящее начальство считают команду Реутовой чуть ли не героями и скорей всего ее членов никак не накажут за незаконную деятельность по поимке беглых преступников. Сам Олег тоже на стороне тех, кем руководили до своей смерти Петр Венькин и Надежда Реутова.
– Во многих странах мира человек, который сообщил полиции о местонахождении бежавшего из заключения преступника, получает денежную премию. А у нас могут самих хантеров наказать, – заявил он Максу.
– Ключевое слово тут «полиция», – рассердился Вульф. – Если бы Надежда Владимировна и Петр Юрьевич сообщали о тех, кого разыскивают, в Главное управление исполнения наказания, им бы точно «спасибо» сказали. Даже прокричали. Но они решили сами исполнять приговор.
– Так казнили-то одного Николаева, – возразил Олег.
Я решила не принимать участия в споре, взяла Мусю с Фирой и повела их гулять. Через пять минут из подъезда вылетел красный потный Фокин, запрыгнул в свой автомобиль и умчался. Спустя короткое время во дворе появился Макс.
– Поругались? – вздохнула я.
– Не сошлись во мнениях, – пояснил муж. – Смотри, пони! С повозкой!
Я обернулась и увидела Родриго с восседающим на облучке Сергеем.
– Лампа! – закричал Максимов. – Всего полчаса, и я завершу опрос!
– Это кто? – изумился Вульф.
Я не успела ответить – к повозке с радостным криком «Лошадка!» бросился мальчик лет семи.
– Родриго пони, – объяснил Сергей.
– Дядя, вы можете меня покатать? – спросил ребенок.
– Конечно, – кивнул Максимов. – Как только мама твоя заплатит, так сразу.
– Не собираюсь давать вам деньги, – фыркнула полная женщина в дорогой кожаной куртке с меховой опушкой. Ее лицо почему-то показалось мне знакомым.
– Очень хочу покататься! – канючил мальчик.
– Нет! – отрезала мать.
– Очень-очень-очень хочу! – со слезами на глазах ныл ребенок.
И снова услышал сердитое:
– Нет!
– Эхма! Садись так, – разрешил мальчугану Сергей. – Понимаю, денег нет. Сам частенько без рубля в кошельке оказываюсь. Но мне не жалко тебе удовольствие доставить. Залезай!
– Кто дал вам право разрешать моему сыну то, что я запретила? – заорала тетка.
– Так… ну… раз в кармане пусто… я порадую его… – забормотал психолог.
– У меня столько денег, что я могу купить и это грязное животное, и убогую повозку, и вас, – пошла в атаку дама.
– Родриго чистый, – возразил ученый.
– Все животные свиньи! – перешла в режим ультразвука тетка. – У них блохи, глисты и всякие болезни! Не смейте подрывать мой родительский авторитет!
– Ну мама… – заплакал мальчик, – ну мамуля… ну мамочка Раечка… ну Раиса Федоровна дорогая, любимая… Как еще к тебе обратиться, чтобы ты разрешила…
Дама отвесила ему затрещину.
– Не вой! Мужики не льют сопли. В семье Пятаковых истериков нет.
И тут меня осенило:
– Вы Раиса Федоровна? Пятакова? Автор книги по воспитанию детей и владелица частной гимназии?
– А вам какое дело? – взвизгнула женщина. – Чужое мнение меня не интересует!
– У меня есть ваша книга, – растерялась я. – Знаю ее наизусть, там написано: «Детей бить нельзя». И еще: «Мальчику не надо говорить: «Мужики не плачут». А вы сами-то…
Пятакова дернула сына за руку.
– Уходим. Замолчи немедленно. А вы, дама, не лезьте со своими разговорами куда не просят. С собственным ребенком я веду себя так, как хочу. Ваши мысли мне неинтересны.
– Ух! Прям огонь! – покачал головой Максимов, глядя вслед Пятаковой, которая быстро уходила прочь, таща за собой рыдающего сына.
Максимов развернул повозку, нагнал Пятаковых, остановился, схватил малыша, посадил его в повозку и закричал:
– Родриго, вперед! Аллюр три креста!
Пони понесся, мальчик рассмеялся.
– Я вас в полицию сдам! – негодовала Пятакова.
– Сначала догоните меня! – проорал психолог. И добавил чуть тише: – Не беспокойтесь, сделаем кружок и вернемся. Ждите нас у супермаркета.
Макс взял меня за руку.
– У тебя лицо, как у малыша, у которого отняли конфету.
– Пятакова написала книгу о воспитании детей, я ее считала настольной, – пробормотала я. – Частенько себя ругаю, что не удается стать хорошей матерью, вечно Кисе что-нибудь не то говорю, не так поступаю, не могу постоянно следить за собой. А сейчас увидела, как автор книги своего сынишку гнобит и… Ну прямо не знаю, что и сказать! Неприятно видеть злобу, которую любой человек проявляет по отношению к ребенку, но чтобы так себя вела Раиса Федоровна Пятакова… Мне прямо плохо стало!
