Мело положил руку ему на плечо, и вождь вдруг почувствовал, как к нему возвращаются силы, а сознание проясняется. Положение могло оказаться гораздо хуже. Потери, понесенные во время нападения, были сравнительно невелики. Если б Германик атаковал большим войском, это было бы катастрофой. Но римский военачальник этого не сделал – и тем самым допустил непростительную ошибку. Арминий позволил себе вновь ощутить ярость, и она наполнила каждую клетку его тела.
– Я возобновлю войну против Рима, и не предательскими методами, не против беременных женщин, не под покровом тьмы, но с честью, напав на их солдат при свете дня. Если наши соплеменники любят свою землю и заветы предков больше, чем жизнь под пятой у Рима, они последуют за мной. Я поведу их к славе и свободе, а не как Сегест, – Арминий выплюнул это имя, – который не даст им ничего, кроме позора и рабства. Помоги мне, великий Донар, и я убью не только Сегеста, но и своего ублюдка-брата, и Германика тоже, – поклялся он голосом, дрожащим от гнева. – И каждого легионера, и их союзника, которые встанут на нашем пути.
Так мщение стало единственным смыслом жизни Арминия.
Глава 21
В животе гуляла буря. Болели глаза. Пизон посмотрел на главный парус. Какое-то время тот вяло свисал с мачты, затем встрепенулся – и снова обвис. Мгновением позже картина повторилась. И еще раз. Воздух гладил Пизона по щеке. Наконец-то поднялся ветер. Стоя у мачты, среди товарищей, легионер наблюдал за тем, как огромный конопляный прямоугольник то вздымается и устремляется вперед, то бессильно опадает. Вот он снова наполнился ветром, помогая обливающимся по`том гребцам и гоня длинное плоскодонное судно в Германское море. Менее месяца прошло с тех пор, как они захватили жену Арминия и освободили его тестя, а Германик, не откладывая дело в долгий ящик, предпринял новое наступление на приграничные вражеские земли. Вторжение планировалось с трех направлений.
Легиону Пизона не повезло: им предстояло пройти вдоль северного побережья, высадиться в защищенном устье реки Амисии и уже оттуда двинуться в глубь территории. Он бросил печальный взгляд на Флево Лакус, озеро, бывшее частью устья Рейна, которое они преодолели накануне на веслах. Населенные чайками скалистые берега, так не понравившиеся ему тогда, теперь выглядели куда как привлекательнее сине-зеленых волн и пустынных просторов по обе стороны. Его чувства разделяли и другие, и лицезрение недовольных физиономий вокруг доставляло Пизону какоето мрачное удовольствие. В репликах легионеров упоминались штормы и морские чудовища. Во всех двух центуриях, которые каким-то чудом удалось поместить на судно, не нашлось бы и одного довольного своей судьбой солдата. Даже стоик Вителлий незаметно потирал висевший на шее бронзовый амулет.
Стоявшие, как обычно, рядом, Тулл и Фенестела сохраняли невозмутимый вид, но так оно и должно было быть. «Даже если они только притворяются, что не боятся, – размышлял Пизон, – это не имеет значения». Их спокойные лица и уверенные голоса придавали людям уверенности в любой ситуации.
Разбившаяся о корпус волна окатила всех, кто находился в тридцати шагах от носа, ледяной водой. В ответ на раздавшиеся тут и там стоны и проклятия капитан, старый морской волк с седыми волосами, только рассмеялся.
– Это мелочи по сравнению с тем, чем в нас может запустить Нептун.
– О боги, и что нам делать? – вопросил, ни к кому отдельно не обращаясь, Пизон.
– Исполнять приказы, – ответил Вителлий.
– Как всегда, – добавил Сакса. – Только этим и занимаемся.
– Такова солдатская доля. – Метилий обвел товарищей взглядом. – Но зато мы снова вместе, а ведь это самое главное.
Все закивали. Пизон даже выдавил что-то вроде улыбки. Здесь, в этом опасном и коварном море, замысел Германика – отомстить за уничтожение легионов Вара – отходил на второй план. Когда чувствуешь, что можешь в любой момент пойти ко дну, на первый выходят друзья и товарищи. После операции по спасению семьи Дегмара Пизон и Вителлий все больше времени проводили в компании Саксы и Метилия, парней надежных и достойных. Они и палатку делили одну на четверых – так вышло, что в контубернии Пизона и Вителлия не хватало двоих.
Пизон ближе сошелся с Саксой, тоже любителем поиграть в кости, а что касается Метилия, то его отличали невозмутимость и добродушие. «Лучше утонуть вместе с ними, – думал Пизон, – чем оказаться в пасти морского чудовища в одиночку».
Еще одна волна, больше предыдущей, обрушилась на судно, покрыв всех с головы до ног мелкими брызгами. На этот раз среди стонов и проклятий громче всех звучали обращения за милостью к богам. Пробормотав собственную молитву, Пизон обдернул накидку, запоздало пытаясь уберечь от воды кольчужную рубаху.
– Все равно заржавеет, как ни старайся и что ни делай, – изрек Вителлий. – К тому же Тулл не даст нам времени почиститься, пока не вернемся в Ветеру.
– Если вернемся, – хмуро добавил Сакса.
Судно качнулось – очередная волна ударила в левый борт. В животе все перевернулось, и Пизон забыл про доспехи. Все его силы уходили на то, чтобы противостоять тошнотворным позывам, но эту битву он скоро проиграл. Выплеснувшееся содержимое желудка осталось на сандалиях, и утешаться оставалось лишь тем, что многие другие – в том числе Метилий и Сакса – опередили его в этом. Вителлий держался дольше всех, но в конце концов кисловатая вонь блевотины и непрекращающаяся качка оказались сильнее.
– Ха! Так ты тоже не моряк, – заметил Пизон.
Вителлий вытер с губ мерзкую слизь и стряхнул ее с пальцев. Под ногами уже плескалась отвратительная лужа из морской воды, мочи, блевотины и кое-чего похуже.
– Я себя им и не называл. – Он метнул в Пизона хмурый взгляд.
– Как думаешь, Тулла вырвет?
Они посмотрели на центуриона – и не поверили своим глазам: Тулл с аппетитом вгрызался в краюху хлеба, успевая в промежутках между укусами вести беседу с капитаном. А вот сидевший рядом Фенестела вид имел нездоровый и смотреть старался куда угодно, только не на хлеб в руке командира.
– Не вырвет, – ухмыльнулся Пизон. – Ставлю пять денариев. Кто ответит?
Ответом были непристойные комментарии и советы насчет того, что именно можно сделать с монетами. Пизон не обижался. С Туллом, несокрушимым центурионом, против которого бессильны даже стихии, беспокоиться не о чем. Теперь легионер знал – корабль не утонет, потому что на борту Тулл. Пизон не собирался во всеуслышание бросать вызов низкому серому небу и даже сообщать о своей догадке вслух – он не дурак, – но присутствие Тулла воспринимал как данное небом поручительство, что их путешествие завершится успешной высадкой на сушу.
Пизон надеялся, что удача распространится на всю флотилию – десятки суденышек с солдатами, оборудованием, лошадьми. Если так случится, если боги будут милостивы, вероломные германцы даже не поймут, что на них свалилось. А ведь все произошло после того, с намеком на юмор подумал Пизон, как их перестало тошнить.
