Поочерёдно преодолев все пробки, они, наконец, выбрались из центральной части города и, уже не встречая на пути серьёзных препятствий, вырвались на оперативный простор и покатили по проспекту Просвещения. Какое-то время Агриппина молча вела машину, словно раздумывая над услышанным, потом вдруг сказала:
– А знаешь, возможно, я смогу тебе помочь! По крайней мере, попытаюсь…
Он удивлённо посмотрел на нее. Не поворачивая головы и не отрывая взгляда от дороги, она продолжала.
– На сто процентов не обещаю, но попробую. Видишь ли, я немного знаю руны… – На мгновение повернула к нему голову и усмехнулась: – И не надо на меня таращиться, словно я с луны свалилась! Я действительно немного знаю руны.
– Но откуда?
– Да от своей прабабки-колдуньи! – она искоса и лукаво глянула на него.
Андрей изумлённо воззрился на нее: неужели говорит серьезно? Она молча наклонила голову и усмехнулась, словно прочитав его мысли. Потом сделала аккуратный поворот и припарковалась возле универсама – дома шаром покати. Андрей вышел вслед за ней из машины и обреченно подумал: вот только колдуний нам и не доставало!..
Поднявшись на четвертый этаж, они, наконец, оказались дома. «Тащи сюда!» – воскликнула Агриппина, и Андрей послушно отнес сумки с провизией в кухню, где она сноровисто рассовала большинство пакетов и пакетиков по полкам холодильника. «Садись сюда и не мельтеши под ногами», – указала ему на табурет хозяйка, и он послушно пристроился на табурете, с удовольствием наблюдая, как она ловко расправляется с полуфабрикатами, бросая на шипящую сковородку котлеты, нарезая овощи для салата и одновременно мурлыкая что-то себе под нос.
– Ну вот, кушать подано! – удовлетворенно сообщила Агриппина, оглядывая накрытый стол. – Иди, вымой руки – и прошу…
А когда он возвратился из ванной, она уже вовсю уплетала аппетитно пахнущие блюда.
– Извини, я голодная, как собака, – проговорила с набитым ртом. – Чего стоишь столбом – пробуй, давай! Вкусно.
И он тоже принялся за еду, действительно, на редкость вкусную. Когда пили чай, зеленый, с цветками жасмина, аромат которого, как выяснилось, обожала Агриппина, он не выдержал и поинтересовался:
– Если серьезно – откуда ты знаешь руны? Исключая, конечно, прабабку-колдунью, с усмешкой прибавил он.
– Оттуда и знаю, от прабабки, – она укоризненно глянула на него. – Она у меня ингерманландка, это один из финских этносов, не очень большой. Тебе, вообще-то, следовало бы знать, что ингерманландцы переселились в район современного Петербурга и современной Гатчины еще в XIV веке, после Шлиссельбургского мирного договора. Обитали, в основном, в мелких поселениях. Моя прабабка жила как раз в Гатчинском районе, и я девчонкой у неё часто гостила. Женщина она была исключительная, даже необыкновенная! Между прочим, я такая рыжая в неё. Она и в старости смотрелась прекрасно, и фигура, и лицо выглядели не по возрасту молодо. Хорошо помню большой деревянный дом с печкой типа русской, с котлом на палке, в котле вечно что-то варилось. В доме сумрачно, только кошки бесшумно шастают, и сплошь черные. Меня к ней на лето первый раз привезли, когда мне было года три. Ох, и напугалась я тогда – до сих пор помню охвативший меня страх, – когда ее увидела. На ней была старинная одежда: длинная рубаха с широкими рукавами, которые она поддергивала до локтя, с застежкой на груди и пестрая длинная юбка, кажется, клетчатая, а поверх что-то типа лифа без рукавов или кофты. В её внешности не было ничего страшного, но что-то такое от неё исходило, чего я, маленькая, жутко перепугалась. Сейчас я определила бы это нечто как личную силу.
Потом я часто у неё гостила летом. И хотя она была строгой – меня любила без памяти, наверное, потому что я на неё была похожа. Других своих правнуков и внуков баба Аня не слишком-то привечала.
– А почему Анна, если она ингерманландка, да еще того… колдунья?
– Ты чего такой дремучий? – поразилась его невежеству Агриппина. – Они же в большинстве своём были лютеранами. Колдунья – в некотором роде, побочный промысел. Из поколения в поколение передавался по женской линии. Ты лучше не перебивай, а то не буду рассказывать!
– Всё-всё, молчу, – поднял он вверх руки, словно сдаваясь.
– То-то же… – назидательно произнесла она и продолжала. – В деревне прабабку побаивались, хотя относились с большим уважением. Да и как не относиться, если она была прекрасной знахаркой, лечила травами и отварами разными и людей, и скотину. При этом всегда бормотала какие-то молитвы да заклинания. Заклинания эти были записаны у неё в старинной книге очень странными значками, – словно рисуночки какие-то. Когда я подросла, стала спрашивать у бабы Ани, что это за значки такие? И она как бы играючи объясняла мне их значение. Это были руны. Она использовала их не только для лечения, но и для ворожбы, что мне нравилось гораздо больше. К ней по вечерам часто приходили местные женщины или барышни на выданье, просили погадать на мужа или на женихов. Она доставала колоду карт с рунами, раскидывала определенным образом и рассказывала им что да как в их жизни произойдет. И самое удивительное – редко ошибалась. Эти женщина потом опять приходили, рассказывали что-то типа: «Вот ты мне говорила, Аннушка, предупреждала, а я ведь не послушала…» или «Всё я сделала, как ты советовала, – и словно отрезало, не бегает больше мой-то к Верке!»
– Вот оно что, – протянул Андрей. – Так ты, значит, умеешь гадать по рунам?
– Чего греха таить – иногда балуюсь! – рассмеялась Агриппина. – Давай-ка переберёмся в комнату, нечего на кухне торчать. – Она поднялась и направилась по коридору в свою небольшую комнату, села на диван и жестом пригласила его присесть рядом, а когда он устроился, вдруг воскликнула: – А чего мы, собственно, ждем? Открывай-ка бутылочку… – резво вскочила и достала из стенки пару бокалов. – Разливай, веселее слушать будет. – И когда бокалы были наполнены, продегустировано светлое вино (довольно приятное, мускатного вкуса), она облизнула по-детски губы, поставила бокал на столик и заговорила снова. – Ты о северных колдунах что-нибудь слышал, или для тебя это тёмный лес?
– Как-то не слишком во все это верю, – он пожал плечами.
– Ну, тогда я тебе ещё немного про бабу Аню расскажу. Если у кого-то в селе скотина пропадала – бежали к ней за помощью. Она что-то такое шептала и писала на бересте (обязательно на бересте!) и человек тот относил бересту в лес, чтобы передать лешему свою просьбу. Самое забавное, что потом корова или лошадь довольно быстро находилась. Ещё почему-то считалось, что на свадьбе обязательно должна присутствовать баба Аня, и её приглашали со всеми возможными почестями. Люди верили, что от неё зависит счастье молодых, – она оградит их от злых духов и от порчи. Звали её присутствовать при родах. Тогда бабушка приготовляла воду от порчи, причём, брала её из реки и обязательно по течению. Затем производила своеобразный обряд: брызгала воду на роженицу, на каменку в бане, обязательно из-под левой ноги, ну, и тэ пэ. Чтобы, например, приворожить парня, девушка шла к моей бабке и та готовила ей любовный напиток из осоки, крапивы и пиканов. Девица потом должна была положить в это зелье локон волос любимого человека и в полночь (непременно в полночь!) оставить эту смесь в щели его дома. При этом надо было приговаривать: «Как осока режет, вонзайся в его сердце, как от крапивы больно, пусть заболит его сердце, как пиканы желательны, пусть он меня пожелает…»
