Агинбек в ответ только кивнул, так и не вынимая обкусанного мундштука изо рта. Рядом с ним валялись опознавательные палки-вехи, хурджун
[38] с провизией и водой, и отдельно лежала винтовка. Любимая «ли-энфилд», когда-то подаренная мирабу Синцовым.
Николай заметил следы аксакала, ведущие на самый гребень бархана и спускающиеся обратно. Значит, старик поднимался, чтобы осмотреться…
Синцов огляделся, сомневаясь, лезть ли ему тоже наверх, или сначала поговорить с мирабом. Но тот парой фраз развеял все сомнения лейтенанта, чем напугал его, заставил обильно вспотеть и даже сплюнуть на землю, чего аксакалы и старейшины не любили.
— Однако это не снег, Коля-ака. Однако злые шайтаны спускаться с небес. Совсем плохо, дорогой.
— Твою ж… — Синцов осекся на полуслове, провел ладонью по лицу, закрыл глаза.
Вмиг его подозрение вулканом прорвалось наружу. Вражеский десант! Только его мог видеть старик в рассветном небе. Ни о каких учениях Среднеазиатского военного округа лейтенант НКВД Синцов не был проинформирован начальством. И никакого снега ранним майским утром быть над пустыней, конечно, не могло.
Белые парашюты. Много. Враг!
Николай встрепенулся даже не от этой мысли, сколько от фразы аксакала:
— Командуй, Коля-ака. Твоя офицера!
Синцов подобрался, вытянулся в струну, даже заправил гимнастерку за ремень. Взглянул на взъерошенного, непривычно серьезного Аманжола, раз за разом втыкавшего ножик в песок под невнятное бормотание. Лейтенант снова окинул округу проницательным взглядом, переборол дикое желание смочить горло и уставился на старика:
— Отец, сколько их?
— Песок больше. Песок много, они мало, — мудрено ответил мираб, потом, поняв, что офицер не понимает, приподнял с колена правый кулак и стал разжимать пятерню, снова и снова. К великому ужасу лейтенанта, старческие растопыренные пальцы явились ему шесть раз. Синцов нервно сдернул с пояса фляжку, еле отвинтил дрожащей рукой колпачок и сделал глоток.
«Значит, взвод диверсантов противника. Вот так подвалило счастье, бляха-муха! Ждал чего-то подобного весь год, а как дождался, так портки мокрые», — подумал Николай, а вслух спросил:
— Где?
Старик еле заметно шевельнул левым плечом, но Синцов понял направление и, придерживая кобуру, сдернув с груди бинокль, рванул наверх по склону.
Осторожно выглянул за гребень, предварительно стянув броскую фуражку с синим околышем. Никого. Поднес бинокль к глазам, стал изучать местность. Редкие саксаулы да затемненные ложбинки привлекали особое внимание лейтенанта, но ни одной живой души он не заметил. Перевел оптический прибор на небо, снова прошерстил округу слева направо. Пусто.
— Агинбек, ты ничего не путаешь? — крикнул Синцов, обернувшись.
— Снег падать. Моя видеть, — вместо прадеда ответил Аманжол и ножичком показал на северо-восток, затем вновь стал кидать его в песок острием вниз.
— Ну, екарный бабай!.. — досадливо прошептал Николай и опять прижал бинокль к глазам, скрупулезно разглядывая барханы.
«В принципе, если улетевший самолет и сбросил десант, то враг мог схорониться за любым из этих барханов, в низинке, или успел уйти в сторону…» — подумал было офицер, но другая мысль раскаленной спицей проколола его мозг: — Аул! Кызылкудук. Мой подотчетный участок. Противник может податься туда, устроить там террор. Едрить тебя, Коля, с колокольни! Хотя… Зачем диверсантам горстка дехкан и десяток хижин в пустынном селении? Им явно нужна более значимая цель. Какая?»
Синцов отпрянул назад, спустился по склону к старику, присел рядом, ощущая дрожь во всем теле и крайнюю нервозность. На всякий случай озвучил свои умозаключения, надеясь на помощь мудрого аксакала.
— Если это десант гитлеровцев, то куда могут податься пешие вооруженные диверсанты? Что у нас имеется неподалеку или в одном дне пути? Что важное и стратегическое? Или кто?
Агинбек учтиво молчал, прищурившись так, что стало не видно его зрачков, Аманжол игрался со скорпионом, равнодушно подталкивая и опрокидывая его лезвием ножа. Орел еще раз вскрикнул и, сделав круг над их головами, полетел на юг.
— На севере у нас Сырдарья и железная дорога, — размышлял Синцов, доставая планшет с картой и карандашом. — Там особо ни взрывать, ни стрелять нечего и некого. Пустыня. Дежурная дрезина с патрулем НКПС
[39] да редкие гости путейцы. Мостов нет, поселений нет, заводов и фабрик тоже нет. А переть тыщу верст по пустыне до Урала — кишка тонка у любого из них… Да и у нас тоже. Отпадает. Так. На востоке те же река и железка. И тоже ни мостов, ни важных объектов, ни одного парторга или военачальника. Ишь, благодать, никого не видать! Мимо, короче. А на западе? Арал. Та-ак… Месторождение соли им вряд ли нужно, нефтяной промысел на другой стороне моря. Биохимический полигон? Ну да, секретный, важный. Но он расположен на острове Возрождения, ближе к западному берегу, надежно охраняется. До него чапать и чапать в обход Арала сто верст, да и вычислят местные, передадут, куда надо. Там территория заселена значительно гуще, чем здесь. Отец?
Синцов оторвался от топографической карты, взглянул на мираба.
— У меня наш аул не выходит из головы. Как думаешь, могут фрицы пойти до него?
Старик помотал головой, покряхтел, вынул трубку изо рта.
— Аул не пойдут. Пойдут южнее, однако.
— Вот и я думаю, зачем им наш глиняный поселок с парой десятков человек. А что на юге у нас?
— А все. Вода, паровоза, люди. Много начальнике. Много дорога и мост для паровоза. Канал, однако, новый. И большой города. Самарканд. Бухара. Геолога много. Руда, уголь много. Однако юг пойдет злой шайтан.
Теперь лейтенант понял все до единого слова из уст мудрого аксакала. Действительно, если высадился взвод десанта, то при должном ориентировании, хорошей подготовке, имея проводника из местных и взрывчатку, фашисты двинут на юг, юго-восток. Строящийся канал, железнодорожные мосты стратегического назначения через Амударью, заводы и шахты по добыче угля и только что обнаруженного геологами урана, который находится на контроле у самого Берии, — все сгодится для целей диверсантов. А еще маршруты пассажирских поездов на Нукус и Красноводск, обком и райкомы, высокие чины и важные люди в республиканском управлении. К тому же граница недалеко, чуть что, сразу можно свалить в Афган или Иран. Вот же, зараза!
Пока Николай размышлял, старик что-то сказал Аманжолу, и тот заполз на гребень бархана, стал разглядывать округу. Бдел. «Молодец, Агинбек! Все понимает, все контролирует. Помощником мне хорошим станет…» Синцов опять задумался, держа карандаш над листом желтой бумаги. Он сейчас оказался в той ситуации, когда уже не заскучаешь, не поноешь от лени и одиночества, от бездействия. Теперь он один на всю многокилометровую округу являлся и исполнительной властью, и командиром, и вершителем судеб. А еще защитником. Почему один? Есть старый мираб… Старый, но опытный и мудрый. Хитрый лис. Который очень пригодится Синцову в поиске и ликвидации противника. Ликвидации?! Сильно сказано. Если там взвод матерых волков Гитлера, то уничтожить их одному-двум плохо вооруженным бойцам — задача изначально невыполнимая. Даже ценою своих жизней. Но ведь можно попугать их, поводить за нос, помучить здесь, в жгучих песках Кызылкума. Чтобы им адом показались эти пустыни. А тем временем сообщить капитану Делягину. Послать за помощью. Кого?
