Вспомнив слова своего брата о том, в каком случае парные саи прекращают служить своему владельцу и осыпаются прахом, я невольно сжал руку, но расслабил мышцы ещё до того, как тонкое стекло жалобно хрупнуло под пальцами. Владислава же такие мелочи вовсе не интересовали – бокал в его руках рассыпался на мелкие осколки, и золотисто-багряное вино залило гладкую поверхность стола.
– Кто? – только и спросил, отстранённо наблюдая за тем, как эрхан, пытаясь взять себя в руки, мокрой тряпкой убирает последствия проявления своего гнева.
– Не знаю, – отшвырнув пропитавшуюся ткань в раковину, отозвался некромант. Не глядя на меня, он наполнил новый бокал и, сделав глоток, глухо произнёс: – Она ввалилась ко мне в спальню посреди ночи, избитая, израненная, окровавленная… и изнасилованная. Видят Хранители, я всеми силами хотел убить того ублюдка, что сотворил это с ней, но не смог добиться даже его имени. А ведь она знала его в лицо. И несколько дней спустя, во время ночного кошмара Самины, я услышал одно лишь слово… и её нежелание говорить стало понятным. Больше я не спрашивал.
– Разве имеет значение титул и власть, что он даёт, если речь о преступлении? – вскинул я брови, отчасти не понимая, почему Владислав отступился.
Зная его, мотивы данного поступка выходили за грань моего понимания. Более того, я осознавал, что случись, не приведи Хаос, что-то подобное с той, кем я сейчас дорожу более всего, хоть и не считаю своей Равной, меня не остановил бы даже отец.
– Шелуха титулов меня никогда не интересовала, – зло усмехнулся магистр ядоделия, покачивая бокал в ладони. Неожиданно подняв на меня взгляд, он жёстко спросил: – Но стал бы ты настаивать на подробностях, услышав, что ту, чьи интересы ты ставишь превыше своей жизни, подверг насилию собственный брат?
Край стола под пальцами треснул и, отвалившись, упал на пол с громким стуком, показавшимся оглушительным в полной тишине. Не скрою, мне понадобилось время и львиная доля моей выдержки, чтобы известие об истинном происхождении моей воспитанницы не отразилось вихрем эмоций на моём лице. И волна ярости, медленно поднимающаяся из самой глубины окаменевшей на миг души, внешнему спокойствию никак не способствовала.
– То есть Эльсами… – прикрыв глаза, с трудом гася багровый оттенок на радужке, негромко протянул я, тщетно пытаясь подобрать слова с максимально нейтральной окраской.
На помощь мне, как ни странно, пришёл сам Владислав, сухо подтвердив:
– Дитя инцеста.
Воздух со свистом вырвался сквозь сжатые зубы, а вино было выпито залпом до дна. Повторив мой порыв, эрхан разлил по бокалам остатки.
– Мне стоило неимоверных усилий вернуть некогда жизнерадостную Самину к жизни. Будучи чистокровным вампиром, которые гораздо сильнее людей не только физически, но и морально, это отняло не так много времени… Но было тяжело, не стану скрывать. И даже не берусь сказать, кому из нас было сложнее тогда. Я бросил все силы, чтобы научить её заново улыбаться, и в один прекрасный момент леди Самина Та’Лих, единственная из жриц Латимиры, которая вела светскую жизнь и принимала участие в политических играх, снова вернулась ко двору. На пропавшие сан тогда, к нашему счастью, никто не обратил внимания.
– Как ей позволили жить вне храма? – задал я давно интересующий меня вопрос, задумчиво постукивая по уцелевшей части стойки выступившими от переизбытка эмоций когтями боевой ипостаси. – Ри видел её в Карате ещё задолго до того, как встретил мою мать.
– После того, что случилось, Самина замкнулась в себе, – откинувшись на спинку, тихо пояснил демон, устало массируя переносицу и игнорируя заданный вопрос. – Я думал тогда, что все проблемы остались позади, и она, не сразу, конечно, но когда-нибудь посмотрит на меня как на Равного. Только… она не смогла, Ари. Случившееся навсегда отпечаталось в её памяти.
Она смеялась, как раньше, но избегала любых прикосновений, общалась со всеми, но никогда не разговаривала с мужчинами наедине. Она ловко решала многие политические вопросы, но резко отвергала ухаживание самых знатных лордов. Самина опасалась мужчин, в том числе и меня. Хотя, пожалуй, в моём случае больше бы подошло определение «считала себя слишком грязной для такого человека, как я». Надо же… столько лет прошло, а я до сих пор отчётливо помню эти слова.
Встряхнувшись, словно пытаясь отогнать плохие воспоминания, бывший ученик Сайтоса, не покидая своего места, достал из ближайшего шкафчика новую бутылку вина и, откупорив её, наполнил опустевшие бокалы. Сделав хороший глоток, он растёр пробку между пальцев и медленно проговорил, глядя, как на стол между тарелками осыпается труха:
– Мне было непросто смириться, признаю… Однако ради даже призрачной иллюзии нашего совместного существования я был согласен на любую роль. Осознав, что только в качестве друга и защитника смогу остаться рядом с ней, я не думая отступил в тень. Я ушёл из Академии, остался рядом с Саминой, поклялся её защищать, тайно ловил каждый её вздох… и постепенно смирялся с этой участью. Да, просто быть рядом мне было мало, но и того, что моя любимая снова стала прежней, мне вполне хватало… Только и мираж счастья оказался слишком зыбким. Конец всему едва не наступил несколько месяцев спустя, когда Самина поняла, что ждёт ребёнка.
– Эльсами? – вскинул брови, проверяя собственную надежду на то, что ходячая катастрофа, если верить амулету на её шее, сейчас находящаяся в ванной двумя этажами выше и левее, не имеет к произошедшему никакого отношения.
Но Владислав отрицательно покачал головой, обхватив бокал двумя ладонями:
– Я понимаю, что ты надеешься на лучшее. Но нет, Ари. Кроме Эльсами, у леди Та’Лих больше не было детей. Признаюсь честно, едва узнав, я попытался уговорить Самину избавиться от плода. Она и сама была склонна к этому… Но не смогла. Возможно, сказалось её воспитание, ведь жрицы Латимиры защищают жизнь во всех её проявлениях… Но, так или иначе, Самина не смогла убить своё дитя. И как бы я ни относился к этой ситуации, я поддержал её решение. Со временем она смирилась, в последние месяцы даже расцвела – осознание будущего материнства шло ей на пользу. Я же ожидал худшего, ночами перебирая в голове десятки вариантов, начиная с того, что ребёнок будет похож на отца, чего я не выдержу, и заканчивая тем, что он родится уродом, чего не сможет пережить уже Самина, обвиняя себя.
– Но этого не случилось, – вскользь заметил я, катая между пальцев очередную виноградину и задумчиво глядя на свои руки.
Узнать тайну рождения моей подопечной мне хотелось всегда, но… такую правду я не ожидал услышать. Более того, я совершенно не представлял, в каком ключе мне придётся доносить озвученную Владиславом информацию в том случае, если Саминэ сама ничего так и не вспомнит…
И я понимал, что не смогу. Раньше – возможно, но теперь… Сухо изложить скупые факты, глядя в эти полные доверия золотисто-карие глаза, зная, что правда для неё будет смерти подобна?
Нет. Пожалуй, стоит признаться хотя бы самому себе, что на такой шаг я не пойду, предпочитая оставить Эльсами в спасительном неведении, нежели оглушить ещё и горькой правдой. Вспомнить только, как остро девушка переживала, узнав о своих клыках и принадлежности к расе кровопийц… И подвергать её подобному ещё раз? Увольте.
