– Чего?
– Думал, сорвется парень. Наломает дров…
– Это Синид-то? Наломает?!
Икару представилось невозможное: голый по пояс инспектор Синид, лицо перекошено от ярости, в руках – топор лесоруба. «Эй, шалопай! Иди сюда, я сделаю тебе лоботомию…»
Старик глядел на Икара поверх стакана с йогуртом.
– Ты ролик видел? – спросил он. – С собакой?
– Ролик?
– Любительское видео, на телефон сняли…
Телефон? Юнец, подумал Икар. Я – желторотый юнец, а тренер – реликт из эпохи динозавров. Икар пользовался вайфером, сколько себя помнил.
– Качество дрянь, малыш. Ролик уже тогда старый был, а сейчас и вовсе… Школьники домой возвращались, а на них пёс напал. Бешеный, что ли? Точно не скажу…
Старик замолчал, вспоминая былое.
– Ну? – не выдержал Икар. – Дальше что?
– Прикончил он его, – Никомед моргнул. – Как сейчас помню…
– Пёс? Школьника?!
– Школьник. Пса. Камнем забил, насмерть.
– Ни хрена себе!
– Мне капитан ролик подсунул. Мол, пацан герой, приятелей спас, но ты, Никомед, имей в виду… Мало ли? Девять лет прошло, дети растут, меняются, а всё равно. И в списки пальцем ткнул: вот он, курсант Синид Полипемониди, гицель-доброволец…
– Гицель?
– Гицели, малыш, бездомных животных отлавливают.
– В питомники собирают?
– На бойни свозят. Слово древнее, а ты молодой, не в курсе, – Никомед вяло ковырял запеканку. – Да, Синид. Боялся я за него. Вдруг крышу сорвет? Приглядывал за ним: нет, ничего. Спокойный, как удав. В рожу двинут – головой помотает, улыбнётся, и давай работать. Ни злости, ни азарта, ни куража – машина машиной. Качаться любил: гантели, штанга, тренажёры… В пару с другими курсантами не лез, но если я ставил – стоял, не отлынивал. Придержал я его после занятий: толковый парень оказался, с понятием. Своё у него было понятие, особенное. «Спарринг, – говорит, – шахматная партия. Рука сюда, нога сюда. Удар, блок, уход. Захват, доворот, подбив. Он меня так, я его сяк. Логика и физика. Если все просчитать, на два-три хода вперед, с вариантами…» Хорошо, думаю. Зайдем с этого конца. Начал его натаскивать после занятий, как тебя. Всё объяснял, по полочкам раскладывал. И знаешь, получилось. Он пахал, как проклятый, через мозги на рефлекс заходил. Оно, конечно, гланды через задницу рвать не с руки, но если припечёт…
– Мы закрываемся, – напомнила кассирша.
Одним глотком Икар допил сок, и они с тренером поднялись из-за стола.
– Бесконфликтный он, – выйдя из дверей Управления, старик остановился на верхней площадке. Палкой Никомед постукивал о край ступеньки, прикидывая заранее, как будет спускаться. – Адреналина ноль, словно ему надпочечники вырезали. Само спокойствие. Знаешь, малыш, я ему завидую. Нервный я что-то стал, дёрганый. Бессонница замучила…
– Он и сейчас такой, – подтвердил Икар.
Закат навылет простреливал город очередями лучей. Багровые трассы рассекали проспект Кифисьяс на длинные прямоугольники. Словно пиявки, насосавшиеся крови, вечерние тени копили глянцевую тьму.
– Учись у него, – велел тренер. – Учись, тебе на пользу.
Пёс, думал Икар, провожая старика взглядом. Камень. Надо будет порыться в сети. Ей-богу, я хочу это видеть.
4
Тезей
Наливное покрытие из полиуретана. Основание тщательно выровнено. Армированный бетон. Нижний, подвальный этаж гидроизолирован бентонитовыми матами. Это хорошо, у бентонита эффект «самозалечивания» при механических повреждениях. Каркасы трибун не внушают доверия. Слишком много народа, слишком, это опасно. Дед предупреждал, учил самоконтролю; мой мудрый, спокойный, если надо, бесчувственный дед…
Какой тут, к черту, самоконтроль?!
Напряженная ухмылка. Кислая вонь пота. Швунг едва не снес мне голову. Падение Керкиона едва не сломало мне ребра. Болевой на колено.
Проклятье! Он с самого начала хотел меня искалечить!
…Пирам Мерионидис: во время поединка с Керкионом Бранхидом произошел разрыв ключично-акромиального сочленения с последующим разрывом суставной сумки плеча…
…Хрисипп Гор: во время поединка с Керкионом Бранхидом произошел разрыв связочного аппарата коленного сустава: одновременное повреждение передней крестообразной и внутренней боковой связок, внутреннего и наружного мениска…
…Ил Манид: во время поединка с Керкионом Бранхидом произошло повреждение капсульно-связочного аппарата локтевого сустава…
Трибуны телескопические передвижные. Ограждений нет. Крепления кресел на четыре точки. Глубина первого ряда: ноль целых четыре десятых метра. Глубина со второго по последний ряд: восемь десятых метра. Высота кратна четырем десятым метра. Фронтальный электропривод с цепной передачей и колесными парами, эшелонированными по глубине. Нагрузка человеческой массы на трибуны. Крепление к полу первого ряда.
Это хорошо, это ближе к эпицентру.
Помост под клеткой: стальной каркас, фанерный настил, маты из пенополиуретана. Восьмиугольник, в вершинах – угловые столбы с металлическими фермами. Рабочее пространство ограничено щитами с сеткой. Два щита – входы с поворотными петлями. Второй помост – кольцо вокруг основного, для прохода бойцов и персонала.
Хочется верить, что выдержит.
Юбилей? Будет тебе юбилей.
Мальчик сидит в детском манеже. Мальчику девять месяцев. У мальчика в руках погремушка: смешной клоун на палочке. У клоуна рыжий чубчик. Если клоуна потрясти, в клоунском животике грохочет. Там прыгают камешки. Игрушечная лавина сходит с игрушечных гор.
Мальчик трясет погремушку.
На столе у окна дребезжит стакан с водой. Воды мало, едва ли треть стакана. Было бы больше, стакан бы не дребезжал. Плясал бы под клоунский ритм, и все. Дребезг усиливается. Мелко подпрыгивая, стакан приближается к краю.
Стакан падает, разбивается.
Вода течет по полу.
Мальчик хнычет, роняет погремушку. В дверях детской стоит мама. Она ничего не делает, чтобы успокоить сына. У мамы белые щеки. У мамы белый лоб. У мамы глаза на мокром месте. Мамины губы дрожат, словно мальчик продолжает трясти клоуна с рыжим чубчиком.
– Чем дальше, тем хуже, – говорит мама.
– Лучше, – поправляет дедушка. Он стоит за маминой спиной в коридоре. – Чем дальше, тем лучше, Эфра. Ему просто надо научиться с этим жить.
– Что будет завтра? – спрашивает мама. – Он уронит картину со стены? По стене пойдут трещины? Рухнет дом? Юго-восточная часть Трезен сползет в море?! Папа, ты вообще понимаешь, чем это грозит?!
Дедушка кивает. Он понимает.
– Не преувеличивай, – говорит дедушка. – Его возможности ограничены.
