– Что ты об этом скажешь, умник?
Бинокль оказался не простой, а с тепловизором. Малютин поднес его к глазам, несколько секунд потратил на то, чтоб разобраться, как им пользоваться, и привыкнуть к миру в сине-красно-желтых тонах. Затем задал колесиком 8-кратное увеличение.
Сначала биолог увидел только пятно. Оно не было таким же теплым, как силуэты стоящих рядом с ним людей, которые сначала попали в поле его зрения. Но явно выделялось на холодном синем фоне, среди фиолетовых контуров голых сосен.
Размытая клякса желто-зеленого цвета медленно ползла по опушке. Впрочем, не медленно. Так казалось только из-за расстояния. Со скоростью идущего человека она «ползла», а то и быстрее.
Ее размер можно было оценить, сопоставив с деревьями. Сосны, посаженные явно в середине прошлого века, смотрелись рядом с ней как декоративные елочки.
Николай даже на секунду подумал, что это был какой-то аппарат, типа вездехода. Но нет. Ни одна машина не могла иметь таких очертаний. Перед его глазами, метрах в шестистах (всего!) от них колыхалось явно живое, дышащее и, наверное, голодное, создание.
Существо остановилось и издало вой – сочетание низких и высоких тонов, наполовину рев, наполовину визг. Негромкий, но заставивший их непроизвольно зажать уши. Воздух вибрировал, и дурнота разливалась в желудке.
«Много низких частот. А как, интересно, действует этот инфразвук на тех, кто рядом? Тому, кто окажется на пути у этого нечто, не позавидуешь».
– Вот говорили, что Россия – родина слонов. А я не верил… – Даже в такой обстановке полковник был способен на шутки.
– Не похож на слона. Я вообще не пойму, что это за дрянь. – Токарев был явно напуган, чего Малютин за ним до этого не замечал.
Да и у него самого мурашки забегали.
«Что же это? Мастодонт? Медведь-переросток? Вылезший на сушу спрут? Огромная амеба?»
– Интересно, это самец или самка? – ни к кому не обращаясь, произнес Якут. За спиной у него висела снайперская винтовка Драгунова.
– Не удивлюсь, если оно гермафродит или вообще неспособно к размножению.
– И слава богу. – Якут демонстративно перекрестился.
– Неспособно? Бедняга. – Токарев опять забрал себе бинокль.
«Кто знает, – подумал Малютин, – сколько существ, не похожих ни на что, бродит, плавает, летает и ползает на пространстве от Атлантического и до Тихого океанов. Существующих в одном экземпляре и не имеющих себе пары. У тех, кого мы уже видели, судя по всему, было нормальное половое размножение и половой диморфизм. Но это что-то совсем иное… Те «демоны», «псы» и «упыри», о которых они рассказывали, – часть земной природы, хоть и изуродованной. Устоявшиеся, сформировавшиеся виды. А тут вообще что-то другое, чуждое…»
Пятно не было застывшим. Казалось, что оно меняло форму, сокращалось и раздувалось. Вокруг него шевелились и пульсировали отростки. «Щупальца? Псевдоподии?» В траве и земле за ним оставалась слабо светящаяся в инфракрасном спектре борозда. След медленно остывал и становился зеленым и синим.
– Оно сюда ползет.
– Подойдет на двести метров – замочим его, – сказал Токарев. – Якут, ты же СВД владеешь как чукотский бог охоты. Целься ему по центру.
– Тут скорее «Кончар» надо, – флегматично ответил житель севера.
Малютин знал еще с военных форумов, что «Кончар» – это крупнокалиберная снайперская винтовка для поражения легкобронированных целей. Достаточно редкая вещь. Впрочем, неудивительно, что они разжились такой: автоматные патроны, рассчитанные на поражение человека, могут быть бесполезны против крупных тварей. А тут скорее нужен был «слонобой».
– Не надо, – зашипел Николай. – Вы его анатомию знаете? Я – нет. У него даже головы не разглядеть. Может, и бронебойной пули ему мало. А если атакует? Стена его вряд ли остановит.
– И чё предлагаешь?
– Сидите тихо, сам он сюда не полезет. Он пришел, потому что стрельбу устроили. Если будем его валить, столько шуму устроим, что к утру тут будет теплая компания. Хотите, чтоб птеры прилетели?
– Он прав, Ромка, – кивнул полковник. – Лучше пойдемте-ка внутрь.
Он произнес это как «унутрь» – по-деревенски.
И они покинули площадку. Закрыли как можно тише дверь. Сквозь окно наблюдать за существом было труднее, зато оно само едва ли теперь могло ощутить присутствие людей – нюхом или слухом, если те у него были.
Почему-то биолог подумал, что не удивится, если окажется, что оно может улавливать их шепот за полкилометра и владеет эхо-локацией.
– А ты, Якут, стой на страже, – произнес Бунчук. – Дело ответственное. Но наружу не суйся.
– Да я сам вижу, Петр Сергеич.
– Если полезет ближе к забору – буди всех. А пока никому ни слова. А то паники не оберешься. Через два часа пусть тебя кто-нибудь сменит. Кто-нибудь толковый. Или Длинный, или Комаров, или Джигит.
Джигитом, наверное, звали седоусого аварца из Дагестана. «Сколько лет ему? – подумал Николай. – Вряд ли больше сорока пяти. Но он абсолютно белый, будто выбеленный».
В этот момент снаружи раздался лающий рев, переходящий в визг, который оборвался на самой высокой ноте. Должно быть, в половине километра от них оборвалась чья-то жизнь.
– Это «псина» ей попалась. Одна из старых знакомых. Сама к нему в пасть пришла, – Якут покачал головой. – Теперь он уйдет. Он получил то, что хотел.
В его голосе страх мешался с уважением. Словно речь шла не о безмозглой твари, а о каком-то языческом божке.
Остаток вечера, плавно переходящего в ночь, прошел спокойно. Как потом рассказал, сбиваясь на русский мат и родное наречие, Якут, тварь не сделала попыток перебраться за стену. Люди ее или не интересовали, или она их не чуяла.
Но несколько раз она ходила туда-сюда зигзагами, и трижды на какое-то время останавливалась, словно вросшая в землю.
«Она слушала меня, – говорил он. – Зуб даю, слушала. Может, она видеть вообще не может?»
Малютин закрыл глаза. И ему тоже казалось, что она слушает. Напряженно слушает. Он помнил, как пульсировали желтые и зеленые краски в бинокле, который он чуть не выронил из руки.
В какой-то момент, как рассказал уже второй караульный – Джигит, это нечто еще ненадолго приблизилось к стене, потом резко повернуло и ушло на запад, в сторону шоссе. Видимо, открытые пространства нравились ему больше.
Последний его тоскливый вой, уже издалека, они услышали, когда время приближалось к полуночи.
Биолог сидел на расстеленном спальном мешке в углу и от вынужденного безделья начал набрасывать дневниковые записи в блокноте. Писал о последних днях, а иногда, по памяти, – о давних. Короткими заметками, тезисами, даже одними оглавлениями, которые могли бы сделать честь фельетонисту провинциальной газеты: «Случай в шашлычной», «Адские гончие», «Тварь из болота». Может, как раз журналистом ему и следовало бы стать в прошлой жизни. По крайней мере, к разгадке тайны этого места он подошел совсем как журналист. Или детектив.
