Он был не на прогулке. Он был охотником, который преследует жертву. Они были стаей… нет – единым организмом… Единым из многих… Гораздо более единым, чем могут быть человеческие существа.
Они гнались за кем-то по темным лабиринтам улиц, чтобы попробовать горячую кровь и набить живот свежей плотью, такой непохожей на грубое мясо живущих здесь зверей.
Он не был оборотнем, хотя в небе сквозь тучи проглядывала огромная бледная луна, освещая скелеты сгоревших зданий. Он был чем-то иным, но не менее страшным, чем вервольф.
Люди. Мягкотелые, слабые, медленные, почти слепые. Одетые в резину и металл, которые их не спасут. Вооруженные, но беззащитные.
Он бежал неслышно, ссутулившись, как горилла, и почти касаясь руками земли. Когда оставалось совсем немного, понесся гигантскими скачками.
Один из убегающих обернулся. Что-то прокричал, и пуля пролетела рядом с тем, чьими глазами он видел. Второго выстрела не последовало, потому что они с собратьями догнали человека и повалили на землю. Тот, кто был его глазами, первым набросился на жертву, пытающуюся инстинктивно закрыться рукой. Крючковатыми пальцами, заканчивающимися не ногтями, а острыми роговыми пластинами, он уцепился за его костюм, под подбородком. Лопнул сначала слой резины, потом слой ткани и слой кожи. Потекла кровь. Захрустели кости. Кто-то остался добивать и терзать упавшего, а он с двумя братьями уже догонял остальных. Охота продолжалась, скоро они вдоволь наедятся.
И вдруг все они застыли. Общая мысль пронеслась через их почти неразделенные разумы: надо возвращаться в логово.
***
Малютин проснулся. Его передернуло от отвращения. Было страшно и мерзко. Что же у него творилось в башке, если он такое видел?
«Easy. Relax, – сказал он себе. – Нет ничего стыдного в том, что, пережив такой ад, от которого даже сильные и уравновешенные люди на твоих глазах вешались или сходили с ума, ты всего лишь немного съехал с катушек. Подумаешь, тебе снится, что ты упырь-людоед. Было бы странно, если бы тебе и дальше снилось, что ты ходишь по парку аттракционов или отдыхаешь в тропическом раю».
Так он себя успокоил.
Костер почти прогорел, и было темно. Судя по тому, что часовые были всё те же, шла еще первая половина ночи. То есть он проспал всего несколько часов.
Он огляделся, посмотрел на спящих.
Часовые курили и тихо переговаривались.
– Хреново как-то мне. Муторно, – произнес один, почесываясь.
– Угу. Будто в голову шуруп вкручивает. Дерьмо тут какое-то. Надо отсюда валить.
– А что потом будем делать?
– Вернемся к ним в деревню и там поживем какое-то время. А потом двинемся вместе на восток – подальше отсюда. Туда, где радиация поменьше и жить можно…
– А если они не захотят?
– Смешной. Да кто их спрашивает? Хотя… мужики могут оставаться. А женщин мы с собой заберем.
– Кроме старушек, – добавил второй, усмехнувшись, и начал тихо насвистывать какую-то песню, похоже, блатную. Замолчал, когда кто-то заворочался и выругался во сне. После этого какое-то время они сидели молча.
И вдруг оба замерли.
– Слышал это?
– Да иди ты. Показалось.
– Нет, не показалось.
– Здание стояло двадцать лет без окон, чего ты хочешь? Тут прогнило все. Хорошо еще, что не рухнуло.
Биолог перевернулся на другой бок, но сон больше не приходил. Особенно после услышанного. Ему и самому начало казаться, что будто сами по себе скрипят полы и в стенах опять раздается знакомый шорох.
А еще ему начало казаться, что он слышит какой-то странный звуковой фон.
«В каком ухе у меня звенит? Неправильно. У меня звенит в обоих ухах».
Подумав, он вставил в уши силиконовые «затычки» от плеера. Само устройство, заряженное на несколько суток работы от генератора, было размером с флешку.
Сказав в поселке, что его плеер сломался, он соврал.
Какое-то время ученый лежал и действительно слушал музыку. Немудрящую попсовую песню отечественного исполнителя. Потом ему это надоело. Но «затычки» он не вынул. С ними не было этого странного навязчивого фона.
Он привык доверять своим предчувствиям. И сейчас ощущал странную тревогу: страх пополам с тоской.
И тем не менее Малютин поднялся.
Не таясь, но и стараясь не шуметь, он пошел по коридору.
– Куда? – окликнул его один из часовых.
– Отлить. Я надеюсь, сопровождать не будешь.
– Да пошел ты… Ладно, у тебя пять минут.
Часовой уселся на ящик и подбросил немного дров в костер. Боец выглядел сонным и вялым. Второй тоже клевал носом, то и дело перекладывая автомат поудобнее. Остальные спали богатырским сном и храпели. Кто-то бормотал во сне бессвязные слова на армейском жаргоне.
Малютин действительно дошел до конца коридора, а потом свернул к запасной лестнице, которую он заметил на плане еще днем. Даже слабые отблески костра сюда не доставали, и он сначала шел через кромешную тьму, а потом включил слабый светодиодный фонарик.
Дверца на лестницу была открыта. Ступени уходили в темноту вверх и вниз.
Теперь на третий этаж. Поднимаясь, он несколько раз чуть не споткнулся.
«Отделение радиобиологии. В центре, где изучают вирусы. Радиобиологии! Вроде бы немного не по профилю, не так ли?»
У него было всего несколько минут, которые он решил использовать по полной. Азарт исследователя мешался с разумным опасением получить по мозгам за самовольство. Ну что ж, безумству храбрых – гроб со скидкой. Почему-то нутром он чувствовал, что ответы – там. И ради этого стоило рискнуть.
Интерлюдия 11
Житель столицы
Существо на балконе высотного здания стояло неподвижно, как горгулья на соборе Парижской Богоматери. Правда, стилю «сталинский ампир», в котором строение было возведено, этот элемент не был свойственен. Да и вряд ли хоть один скульптор смог бы изобразить такое, даже если бы злоупотреблял галлюциногенами.
Последняя одежда, в которой он был в момент превращения, давно истрепалась. Но ему не было холодно, хотя здесь, на высоте, ветер был сильнее, чем внизу, среди улиц, окаймленных зубчатыми скалами разрушенных домов, где поднявшаяся буря сейчас гоняла обгоревшие обрывки бумаги, банкноты и рекламные буклеты, приглашавшие взять кредит на покупку автомобиля или отправиться в путешествие в Таиланд. Этот же ветер хлопал краем оторванного рекламного полотнища, приглашавшего купить новую модель смартфона с невероятной скидкой, и старой концертной афишей.
Глаза существа сначала обгорели, а потом выцвели, но теперь, мутно-белые, лишенные видимых зрачков, они хорошо различали оттенки… пусть ничего и не понимали.
