Всю следующую неделю лил сплошной ливень. Сквозь плотную пелену туч не проникал ни один луч солнца. Филипп, как мог, прятался от воды, даже от малых капель.
Но настал день, когда ни в одном из кафетериев и буфетов здания никакой другой воды не осталось. Ни жестяных банок, ни бутылок. Выпил он даже все алкогольные напитки, отчего половину времени пребывал в состоянии опьянения и бреда, а вторую, отходя, – в состоянии жесткой депрессии, когда только слабость не позволяла ему совершить один из доступных вариантов суицида.
«Что это за хрень? Инопланетный вирус? Военная разработка? Убивает ли его кипячение? Черт его знает. Никто не знает».
Оказалось, не убивает. Или надо было кипятить дольше минуты. А у него не было даже электрогенератора – только походная керосинка. Ему и голову не пришло, что…
Сначала распухли язык и горло, потом с кожей начала твориться какая-то дрянь. Глаза заволокло мутной пленкой, и все вокруг погрузилось в туман.
И тогда он перестал бороться. Выбрался на открытую смотровую площадку и встал под дождь, как под душ. Только вымокнув до нитки, он вернулся в офис, откинулся в кресле и начал ждать.
Сознание померкло внезапно, будто поднесли к лицу маску с наркозом.
А проснулся он уже таким. Или даже не сам проснулся, а что-то другое проснулось в его теле.
Нетронутые башни из бетона и стекла (даже стекла были почти все целы) казались частью сюрреалистической картины. С неба лилась вода. Но прятаться от нее ему больше было не нужно. Темные капли можно было пить даже из канав, ям и колодцев.
У этой новой Москвы было свое население. Как тени, скользили по мокрым тротуарам, покрытым палыми листьями, прохожие. Странные, друг на друга совсем не похожие.
Иногда они нападали друг на друга, или сразу несколько на одного.
Чаще сильный поедал слабого: разрывал с треском и пожирал с хрустом. Или несколько слабых сжирали сильного. Бывало, они нападали на обычных людей, которые ночами выбирались из своих подземных нор. Обычных людей от изменившихся можно было отличить по наличию защитной одежды. А еще, вероятно, по вкусу.
Хотя один раз ему встретилась тварь с серой кожей и клыками, но в костюме химзащиты, пусть и без противогаза. Она, видимо, надела защитную одежду, еще пока была человеком, а потом просто не сумела снять своими изменившимися руками.
У него чесалась кожа. Сгорбленный, как обезьяна, обитатель большой квартиры в центре столицы – чужой квартиры, реальный владелец которой давно превратился в скелет в своем дорогом автомобиле, – прошелся по комнатам.
В туалетном бачке – давно развороченном – оказалась вода, как-то проникавшая туда по трубам. Он наклонил голову, просунул вытянутую морду и стал лакать мутную воду, отфыркиваясь.
Когда он напился, у него улучшилось настроение.
На радостях он попытался что-то промурлыкать. Но из горла вырвалось только бульканье и протяжный рев.
– Ы-ы-ы-ы-ы. Ых-ых-ы-ы-ыргхх…
Иногда ему хотелось спросить кого-нибудь, почему он стал таким. Но он давно разучился говорить. Теперь он знал только один сценарий взаимодействия с чужими: поймать, свернуть шею и вгрызться зубами в живое мясо.
Он скитался в пределах Садового кольца, пока не забрел в какое-то здание, где бывал раньше, еще будучи человеком. Вроде это была гостиница. Там он жил какое-то время, питаясь в основном мелкой живностью, которая состояла из мутировавших котов, собак и крыс. Теперь у него был злобный нрав – даже в сравнении с другими тварями. Он часто подолгу выл, бросался на стены и мебель или с остервенением грыз старую берцовую кость. В светлое время суток он обычно спал, а когда на небе из-за тяжелых туч проступала бледная луна, выходил на охоту, чтобы утолить голод и свою ненасытную злобу. Некоторых своих жертв он даже не съедал, а просто яростно разрывал на куски. А еще он почему-то выбирал для временных лежбищ и укрытий просторные квартиры с некогда богатой обстановкой.
В тот день из-за проклятого летуна ему пришлось отходить ко сну с пустым желудком. Разбудил его незнакомый звук. Существо толкнуло лапой дверь и подошло к открытой шахте лифта. Через нее звуки с нижних этажей хорошо доносились даже сюда.
Мутант понял, что кто-то зашел в здание.
«Еда», – простая мысль пронеслась у него в голове. Мягкими прыжками он спустился по лестнице до первого этажа и выскочил в холл, забыв об осторожности.
– Ах ты сучья падаль! – раздалось у него за спиной.
Прогремел гром, потом еще несколько раз, и остатки сознания мутанта унес вихрь адской боли.
Затем наступила темнота.
***
– Хорошая штука – картечь, – произнес человек, поддев носком резинового сапога мертвого монстра, под телом которого на плитках пола уже растекалась лужа крови.
За стеклом маски противогаза можно было разглядеть лицо молодого, лет двадцати, парня.
– Хорошая, но не на таких. – Его спутник, пожилой мужик в старом костюме химзащиты, был, похоже, другого мнения. – Весь магазин «Сайги» истратил. Еще немного – и он бы тебя сцапал. А мы, вообще-то, просто за хабаром шли, а не на охоту.
– Да ладно тебе, дед… Главное, что он подох. Ну и урод. А здоровущий-то какой… Ты уверен, что это он?
– Тот, что двоих наших задрал? А то! – названный дедом хмыкнул. – Кто ж еще, не крысы ведь? По описанию все сходится. Пошли, проверим его лежку. Вон грязные следы видно. Пара минут у нас есть, а потом надо линять отсюда.
Вскоре они стояли на пороге квартиры, расположенной на третьем этаже. Дверь была исцарапана, а на дверном косяке висели какие-то клочья – не то волос, не то шерсти.
– Его берлога… Да ты погляди, сколько тут костей… А вот и наши… То, что осталось.
Дед склонился над чем-то в углу.
– Ты чего, дед?
– Крестик взял. Для вдовы. Хоть я ей и не расскажу, что с мужем сталось.
Оба замолчали.
– Я тебе говорил, малец, что гладкоствол их плохо укладывает, – наконец нарушил тишину старый. – То ли дело пуля из винтовки в череп… А это что за штука?
В куче мусора на полу гостиной рядом с человеческими и звериными костями лежал изгрызенный микрофон с обрывком провода.
Глава 11
Ночь с пятницы на субботу
Дверь в «Отделение радиобиологии» была не заперта. Когда Николай навалился, она, громко и протяжно скрипнув, подалась.
Изнутри пахнуло как из покойницкой.
Николаю сразу бросилась в глаза дорожка из ошметков грязи на полу, явно оставленная чьими-то сапогами. Кто-то был здесь до него. Он вспомнил, что уже видел подобные следы на лестнице. Сам он всегда тщательно чистил свою обувь, потому как знал, что в этих комках грязи прятались вредные изотопы.
В углу Николай увидел канистры. Вряд ли они были тут всегда. Он принюхался. «Вроде не бензин. Но жидкость с резким запахом. Что-то горючее. И их явно принесли сюда совсем недавно».
