– Здравствуйте, – голос ее показался Малютину приятным, но звучал очень сухо. Она явно не хотела общаться. – Да нормально все.
У него было проверенное средство, чтобы расположить к себе девушку. Банка тушенки. А еще фляга с чистой водой.
– Вот. Как и обещал. Увы, хлеба нет. Зато есть отличная вилка-ложка. – Он протянул ей провизию и свой столовый прибор из мельхиора.
Дважды предлагать не пришлось. Она набросилась на еду, как голодная волчица, и со свойственным любой женщине изяществом быстро расправилась с этим нехитрым обедом. А воды оказалось даже мало – попросила добавки. Похоже, тюремщики держали пленников в черном теле и совсем не заботились об удовлетворении их потребностей.
– Расскажи, Маша, как вы сюда попали? – спросил он, подсаживаясь рядом. – Если не хочешь, не отвечай. Я просто хочу понять.
– Искали грибы в лесопосадках. И тут эти…
– Грибы? Да разве их можно есть?
– Если долго вымачивать, то можно.
– И много вас? В Пушкино?
– Человек сто… в убежище в бывшей администрации. Теперь уже меньше. А может, вообще никого…
– Вы там долго жили?
– С самого начала.
– Когда вы заметили неладное?
– Два месяца назад люди начали пропадать. Сначала по одному. А однажды эти монстры пришли ночью… – Она затряслась, и Николаю стало стыдно. Он понял, что разбередил душевную рану девушки.
Но все равно был благодарен ей за ответ.
«Вот это я понимаю: сразу к делу», – подумал Малютин. Приобняв Машу, чтобы хоть немного успокоить, мысленно он прочертил от Лаборатории до Пушкино линию. Потом прочертил линию от Лаборатории до Мирного. Потом попробовал наложить их на окружность. И совсем не удивился, что они оказались ее радиусами.
Расстояние было почти одинаковым.
Твари не случайно пришли. Они искали. Искали плоть и кровь. Методично проверяли деревню за деревней, район за районом. Не по карте, конечно. По следам. По следам тех немногих, кто отваживался выходить за пределы безопасных стен. По дорогам, протоптанным «сталкерами», они находили горстки уцелевших. Выслеживали. Отмечали для себя маршруты тех, кто делает вылазки. Смотрели из засады и ждали своего часа.
Наверняка и ближе к Лаборатории раньше тоже были поселки. Иначе здесь не было бы столько обглоданных костей, которые не могли быть костями старых высохших скелетов. А еще тут, внизу, было много предметов, которые пролежали под дождем явно не двадцать лет, а стояли в чьих-то обитаемых жилищах.
В этот момент странный грохот заставил их обоих вздрогнуть.
Это были не выстрелы, а удар чего-то тяжелого о бетонную или кирпичную стену.
Шум шел от восточной стены.
Следующий удар сопровождался треском и звуком, похожим на грохот падающих кирпичей.
Малютин вскочил на ноги и вспомнил, что безоружен. Даже тот пистолет, который дали ему в самом начале дня, забрал Токарев, когда решил, что «умник» неблагонадежен. А во время своего бега от тварей ученый хоть и видел несколько валяющихся автоматов, но ни один не успел подобрать.
Теперь он чувствовал себя голым против того, что пыталось ворваться в их ненадежное убежище. Он поднял обрезок трубы – все, что попалось на глаза. Раз уж огнетушитель смог быть оружием, то это – и подавно.
Не без проблем успокоив Машу и велев ей бежать в медицинский отсек, где были полковник, майор, Воробьев, Паша-дозиметрист и сапер Юрий, Малютин двинулся в сторону источника грохота.
Полковник высунулся из медицинского отсека, на ходу надевая свою кепку камуфляжной раскраски.
– Что за шум?
Девушка пробежала мимо Бунчука, едва не сбив того с ног.
– Где-то рухнула стена, – объяснил Малютин. – Поднимайте всех! Это они!
Грешным делом он подумал, что хорошо было бы забежать за Машей и за собой закрыть дверь. Но это означало бы, что остальные окажутся наедине с теми, кто прорвался в подвал.
Бунчук, Токарев и трое бойцов – все вооруженные – между тем выбежали из медотсека. Больше никого не было видно. Малютин вспомнил, что остальные солдаты кучковались между двумя рядами нар: сдвинули вместе стулья и лавки и натянули найденный там же брезент. Такая эрзац-палатка хорошо защищала от сквозняков, поэтому они и выбрали это место. Там бойцы развели костер, и на все попытки вытащить их оттуда отвечали так, будто были уже готовы к открытому бунту. А вот то, что их палатка загораживала обзор и что из нее будет не так просто выбраться в спешке, они как-то не подумали.
Какое-то движение привлекло его внимание. В отблесках двух костров, которые разожгли солдаты, чтобы разогнать темноту, Малютину померещились длинные изгибающиеся тени. Все сокровища мира отдал бы он сейчас за свой карабин.
Но он не успел запастись оружием, пока была возможность. Сейчас уже было поздно.
Прозвучали первые выстрелы. Похоже, Воробьев тоже заметил странные тени, которые стелились вдоль восточной стены.
Малютин понимал, что ему – безоружному – там делать нечего, и свернул к оставшимся здесь солдатам. У них были автоматы.
Николай поднял глаза и остолбенел. Прыгая по деревянным нарам, как обезьяны, к импровизированной палатке приближались три твари. Еще несколько отделились от другой стены и шли напрямик к людям.
Тут же по мутантам начали стрелять.
– Жрите, сукины дети!
Малютин увидел Воробьева, а секунду спустя тот куда-то пропал.
Затем он увидел, как прыгнувшая сверху тварь вгрызлась кому-то – похоже, Павлу – в шею. Дозиметрист упал, придавленный ее весом.
Дико верещала Маша, запершаяся в медицинском блоке на защелку.
Брезент, закрывавший «палатку», упал. Раздался чей-то испуганный вопль и треск одиночных выстрелов с разных сторон, будто отряд был уже окружен.
Один из костров погас: то ли его затоптали, то ли кто-то в него свалился. Стало почти темно.
Малютин видел, что майор и полковник уже пятятся назад к западной стене, на ходу разряжая обойму за обоймой одиночными. Застрочил автомат, но быстро замолчал.
Стрельба в другом конце тоже утихла. Только Маша продолжала кричать.
Ученый поднял голову, повинуясь странному первобытному чувству. В этот момент что-то черное пролетело в шаге от него, рухнув с верхнего яруса нар, к которым он стоял почти вплотную. Страшный удар в плечо заставил Николая потерять равновесие. Последнее, что он увидел, был приближающийся бетонный пол. А потом вокруг стало темно.
***
Он не смог бы сказать точно, сколько пролежал без сознания.
Возможно, долго, потому что ему ужасно хотелось пить и в туалет. Во рту стоял привкус крови, отдающий металлом. Прокушенный язык зверски болел.
