Появившиеся из ниоткуда слуги быстро наполнили всем кубки красным вином и удалились также незаметно. Все выпили по чарке за здоровье княжеского рода. После этого княгиня Алена, выдержав для приличия немного, сообщила, что хочет немедленно примерить украшения, и князь отпустил ее из-за стола. Мужчины остались втроем.
– Что-то ты не слишком весел, гость дорогой, – заметил наблюдательный князь и сделал знак гуслярам. Те начали наигрывать негромкую мелодию, чтобы развеселить гостя. – Устал с дороги, али что другое заботит? Понравился ли тебе Чернигов-град мой?
– Правда твоя, княже, – не стал скрывать Евпатий, – град твой мне очень по сердцу пришелся. Красоты неописуемой сей град, все по уму устроено, а хором таких я даже у нас в Рязани не видал. Но не в том дело.
Коловрат отпил еще вина.
– Просто по дороге к тебе я казнь видел. Все из головы у меня не выходит, как сожгли одного преступника на костре.
– А, ты об этом, – кивнул Михаил Всеволодович, откидываясь на своем резном кресле с кубком в руке, – да, казнили одного охальника нашей веры, знаю. Сам и приказал. Так что ж тут такого?
– Ничего, княже, хотел только спросить, в чем провинился тот охальник?
– Идолам поклонялся, волховал в тайном урочище, веру наш отрицал, да мало того, – монахов пытался совратить с пути истинного, – рассказал князь Михаил, – призывал их забыть Христа, да служить идолам древним. Только христианин не служит ни огню, ни глухим идолам. Вот за то и предали его лютой смерти.
Кондрат удовлетворенно кивнул и успокоился, узнав все, что хотел. Собрался уже снова за трапезу приняться, но для князя Михаила здешние язычники были, похоже, как кость в горле. Кондрат и сам не ожидал, что заденет такую больную тему.
– Эх, боярин, да если б казнить одного да успокоиться, – продолжал Михаил Всеволодович, исподлобья вдруг зло посмотрев на Евпатия, словно на его месте сидел поганый язычник, отрицавший Христа, – их тут, в моих землях, знаешь столько еще по лесам прячется. А раньше вообще тьма была. В этих местах крепко идолам поклонялись, да и сейчас еще многие тайно поклоняются.
Михаил повернулся к окну.
– Вон там, – князь махнул рукой в сторону сводчатого окна, – по пути к хоромам моим церковь видел?
Кондрат проследовал взглядом за указующим перстом черниговского князя, но через узкое окно с его места за столом трудно было что-то разглядеть. Однако он действительно видел какой-то собор в детинце на подъезде к хоромам князя. И потому кивнул, соглашаясь.
– Это Борисоглебский собор. Так вот он стоит на месте языческого капища. Истинная вера себя давно утвердила, а старой места более нет в Чернигове. Ну, ничего, главных охальников я уже казнил, а остальные скоро одумаются. А не одумаются, у меня разговор короток…
Кондрат снова промолчал, созерцая черниговского князя. Михаил Всеволодович, похоже, народ свой держал в повиновении, а церковь защищал от любых посягательств. Иначе князю в земле русской, где уж давно утвердилась вера в Христа, было и невозможно править. Кондрат спорить не стал, но задумался крепко. О том, что и сам должен будет посетить храм, ибо до сих пор этого не делал. Ни в этой жизни, ни в прошлой. В то время и в той стране в бога не верили вообще, а последние годы его питала лишь ненависть к убийцам семьи. Здесь же он пока то хворал, то делами занимался, а мысли о боге и своем предназначении проходили как-то стороной. Но, похоже, очень скоро ему придется делать выбор, хотя, строго говоря, выбора у него не было. Боярин Евпатий в этой жизни был христианином, да и дружина у него подобралась такая же. «Ладно, – решил Кондратий, опрокидывая еще кубок в задумчивости, – разберемся».
– Давай-ка лучше о делах ратных поговорим, боярин, – перевел разговор в другое русло князь Михаил, – мы вот с сыном моим Ростиславом, слыхал уже, наверное, только воротились из Галича. Затворились там, осаду держали. Князь Даниил и его брат Василько обложили нас, напав неожиданно.
– Обложили, – подтвердил Ростислав, довольно ухмыльнувшись и впервые вступив в разговор с рязанским гостем. – Да силы свои не рассчитали. Только зубы себе пообломали о доспехи наши.
– Отсиделись мы за стенами крепкими, слава богу, – кивнул Михаил Всеволодович, отпивая вина и продолжая рассказ о своем походе, – ибо сил своих у нас было много, да еще венгры союзные отрядами помогли. Пришлось Романовичам отступить. Но они этого мне не простят. Сейчас вот снова надо на Волынь собираться, дела доделывать.
Князь допил вино и хлопнул кубком о стол. Тотчас возник холоп и снова наполнил его до краев.
– Но это все о моих делах. Они мне и так известны. А ты расскажи мне, воевода, лучше, как у вас там соседи себя ведут в Рязани да Муроме? Мордва да булгары набегами князя твоего Юрия не беспокоят? Присмирели?
– Да тихо всё, – ответил изумленный Кондрат и добавил осторожно: – Прости меня, Михаил Всеволодович, только не воевода я пока в ратном деле. Не заслужил еще такой чести.
– А кто ж ты, боярин, у князя Юрия? Не видал я тебя раньше, только слыхал.
– Сотник я у князя нашего, – ответил Евпатий.
– Сотник? – удивился слегка захмелевший Михаил и смерил сидевшего перед ним боярина уважительным взглядом. – Ну, раз Юрий ко мне сотника прислал заместо себя, значит, доверяет тебе крепко.
Он вдруг подался вперед, приблизив свое лицо к боярину, и проговорил:
– Помяни мое слово, Евпатий, быть тебе скоро воеводой. У меня на людей глаз верный.
Глава двадцать третья
Знамения
Этой ночью ему спалось плохо. Мучили тяжелые сны. Потому на рассвете Кондрат осторожно вылез из постели, накинул кафтан и – чтобы не беспокоить беременную жену, которая мирно спала, спрятав лицо в пуховой подушке – вышел на балкон своего терема, подышать воздухом.
На дворе стояла поздняя весна. По утрам еще бывали заморозки. Кондрат взглянул на солнце: неяркое светило едва показалось над линией горизонта, и было окружено каким-то мутным ореолом. Увидев его, боярин вздрогнул.
Это солнце напомнило ему комету, которую он видел больше года назад, возвращаясь из Чернигова. Та встреча до сих пор не изгладилась у Кондрата из памяти, хоть он и не был слишком суеверным. Пребывание в стольном городе прошло хорошо, можно сказать, удачно. Боярин свел близкое знакомство с князем, а приказчики хорошо поторговали, продали свои товары и купили много новых за удачную цену, наполнив личную казну боярина золотом. Но не успели рязанцы отъехать от Чернигова и десяток верст, направив стопы свои к дому по лесной дороге, как в небе рядом с солнцем зажглась еще одна яркая звезда с длинным светящимся хвостом, лучи которой вскоре окрасились в алый цвет. Звезда зажглась на востоке, как раз в той стороне, куда они ехали. Случилось это ближе к вечеру. Хорошо различимая звезда висела над горизонтом, росла на глазах и становилась все краснее.
Едва бойко обсуждавшие место предстоящей ночевки приказчики, довольные тем, как сложилась жизнь, разглядели на небе звезду с алыми лучами, как повалились с коней на землю и начали истово молиться. То же самое произошло с холопами и всеми работными людьми, что находились в обозе. Даже многие ратники, спустившись с коней, присоединились к ним. Обоз встал.
