— Откуда у него деньги? — заорал Бизя, — На лицензию, на аренду, на взятки?! На покупку дорогого оружия?! Я давал ему только на самосад. У него пенсия — тьфу! Откуда деньги?
— Понятия не имею, — устало сказала я.
— Ну ни фига себе!
* * *
Не сговариваясь, мы пошли к дому бабы Музы. Там все было по-прежнему: у ворот «горбатый», а на крыше Танька. Баба Муза спала мертвым сном, ее не разбудил ни пожар на соседней улице, ни возня козы на крыше.
— Слушай, у меня нет никаких сил доить эту сволочь! — пожаловалась я Бизону.
— Сейчас я ее сниму.
И Бизя полез на крышу по старой лестнице.
— У тебя же рука! — крикнула я, задрав голову.
— Так не на рояле же играть!
Он сгреб в охапку Таньку, которой бежать было некуда. Жирная коза была для Бизи ерундовой ношей, но старая лестница не выдержала такой прибавки в весе и рухнула, ссыпавшись вниз гнилыми ступеньками. Бизя упал на спину, Танька на него. Я испугалась как бы они ноги не переломали, но Танька сиганула в огород с такой скоростью, что я поняла — с ней полный порядок. Бизя лежал на спине и любовался рассветом.
— Вставай!
— Не хочу!
— Вставай!
— Больно!
— Врешь!
— Дай руку!
— Чтобы ты повалил меня на травку?
— Надо больно!
— Надо!
Я протянула ему руку. Он крепко ее пожал и сел.
«Над селом херня летала, серебристого металла!» — пропела я и пошла заводить машину.
— Ну ты и нахваталась! — крикнул он вслед.
Минут пятнадцать мы ругались, кто поведет машину. Наконец, он сдался и пустил меня за руль. Согнувшись, он втиснулся на пассажирское сиденье и сказал, что эта машина мне очень подходит. Я не осталась в долгу, заявив: «То-то ты так рвешься за руль!», и так рванув с места, что он кувыркнулся назад. После этого мы молча доехали до его дома.
В квартире я попросила его не орать, не свистеть и не материться. Он молча обошел комнаты, заглянул в микроволновку, выпучил глаза на телевизор, а увидев тренажер, упал на него плашмя, схватился за голову и тихо сказал «ужас». И добавил «кошмар».
— Спи тут, — приказала я, ушла в другую комнату и закрылась на тугой шпингалет.
* * *
— Рота подъем!
Я бы не поставила ни копейки на то, кто из них это крикнул — Бизя или Сазон. Я послушно оторвала голову от подушки и выползла на кухню.
Они жарили яйца. Штук шестьдесят, не меньше. Меня чуть не стошнило, когда я представила, что все это нужно съесть. Но Бизя поставил на печку еще и кастрюльку, высыпав туда пакет геркулеса. Рука у него была небрежно перевязана какой-то цветастой тряпицей.
— Маслица не забудь! — скомандовал Сазон.
— А как же! — внучек бухнул в варево шмоток сливочного масла величиной с башмак.
Чтобы всего этого не видеть, я решила принять душ. Когда я вернулась, они уже сидели за столом. Там, где должна была сесть я, услужливо красовался пакет кефира. Я с облегчением налила себе целый стакан.
— Итак… — решила я начать допрос Сазона.
— Потом! — хором заорали они с набитыми ртами.
Я сквозь зубы выцедила кефир и все-таки подцепила на вилку одно яйцо. Просто так, из вредности, чтобы им меньше досталось.
— Откуда фингал? — Бизя пальцем потрогал у Сазона заплывший глаз.
— Фигня? Да с Санькой боксируем. Тренируемся!
Они снова принялись молча жевать.
— Сюрприз! — дожевав, крикнул Сазон и умчался в комнату.
Мне было страшно подумать, что за сюрприз приготовил дед. Но он прибежал с бумагами. Это были какие-то бланки с печатями. Бизя взял их и стал читать. Там было что-то настолько интересное, что вместо хлеба Бизя сжевал салфетку.
— Ужас, — тихо сказал он мне. — Это дарственные на какой-то дом в Испании. И на автосалон. Там же. Вот, мое имя! Кошмар.
— А моего там нет? — шепотом спросила я.
— У тебя фамилия трудная. Дед! Откуда это?
Сазон улыбался. У него были довольно хорошие зубы для такого старого человека. Он улыбался ровно столько, сколько было нужно, чтобы понять, что любимый внучек не столько рад подарку, сколько в шоке от него. Тогда улыбка у Сазона сползла, а глазки забегали по потолку.
— Хлеба дома нет! — воскликнул он, схватил древнюю плетеную сетку и попытался улизнуть. Я прыжком очутилась в дверях кухни, перекрыв ему путь. Бизя вскочил и очень непочтительно, за шиворот, усадил Сазона посреди кухни на табуретку.
— Я все скажу! — крикнул Сазон. — Я всегда хотел тебе сказать! Только ты никогда меня не слушаешь!
— Ну? — Бизя осторожно встряхнул его за плечи.
— Житан твой — говно!
Мы удивленно переглянулись с Бизоном.
— Я тебе говорил, что я по старинке, самокруточку? Говорил?!
— Говорил, — кивнул Бизя.
— Курил махорку шестьдесят лет, и еще шестьдесят лет курить буду! — топнул ногой Сазон.
Я расстроилась, что у деда гуси в голове: в таком возрасте это бывает. Но Бизя слушал его внимательно.
— Ты тогда утречком домой заявился, — плаксиво затянул Сазон. — Весь такой мятый, усталый. Я встал, курить захотел. Всю квартиру перерыл, нигде — ни бумажечки, чтоб самокруточку скрутить. Ни даже газетки.
— Ну! — крикнул Бизя.
— Ты мне не нукай! — снова топнул Сазон. — Подкидыш! Тебе кто сопли подтирал?
— Дальше! — вежливо попросила я, но дед не услышал. Он виновато опустил плешивую голову.
— Я к тебе в жилет залез. В карман. Думал, может, у тебя бумажечка какая ненужная найдется.
Бизя схватился за голову, я засмеялась.
— А у тебя там деньжищ!.. Я считал, считал, и запутался. А среди них, размером с денежку, бумажечки. Я думал, ты ими купюры переложил, чтобы не слипались. Я бумажечки выбрал, а деньгу ни одну не взял. Скрутил самокрутку, только плохо она горела, бумага больно лощеная оказалась. А вечером Мальцев пришел, стали мы с ним читать, что на бумажках написано и… в общем, дело завертелось у нас.
— Где они? — в ухо крикнул ему Бизон.
— Счас!
Сазон сбегал в туалет и принес бумажки, семь штук, величиною с купюру. Бумага была чуть розоватая, на свет просматривались водяные знаки. На ней типографским способом было напечатано:
…
Подателю сего выдать без всяких условий и объяснений
__________________________________________(сумма)
