Уже после войны мне не раз доводилось бывать в Крыму, и всякий раз, проезжая мимо Ялты, я хоть на несколько минут останавливался у Ливадийского дворца.
Много важных событий с тех пор свершилось на земле, много важных проблем решило и продолжает решать человечество. Но важнейшая из них – это сохранение мира на земле. Основная мысль заключительной части Декларации, принятой на конференции в Ялте, состоит именно в решимости союзников сохранить и усилить в мирный период единство целей и действий Объединенных наций, сделавшее возможной победу во второй мировой войне. Эти слова, как заповедь, оставлены нашим современникам участниками исторической конференции.
В Ставке
Вскоре после моего возвращения из Ялты поздно вечером мне позвонил А.Н. Поскребышев и официальным тоном, каким он имел обыкновение говорить даже с приятелями в служебное время, предложил заехать к нему, чтобы ознакомиться с «одним документом». Уточнять по телефону содержание документа – дело напрасное, и я отправился в Кремль.
Скромная раздевалка на нижнем этаже, подъем в маленьком тихоходном лифте, ковровая дорожка вдоль длинного коридора, знакомый тупичок перед дверью в приемную. Вхожу. Сразу чувствуется, что Сталина в кабинете нет: Александр Николаевич Поскребышев не столь официален.
– А, моряк! – Поскребышев широко улыбается и хлопает ладонью по красной папке. – Вы сегодня именинник.
Он открывает папку и достает из нес лист плотной бумаги с хорошо знакомым штампом Государственного Комитета Обороны.
– Читайте.
Читаю. Оказывается, 2 февраля было принято постановление об изменении состава Ставки Верховного Главнокомандования. В нее вводились А.М. Василевский, А.И. Антонов и я.
Кто мог подумать, что раньше не был членом Ставки маршал А.М. Василевский, который в течение двух с половиной лет являлся начальником Генерального штаба и чья подпись стояла на документах рядом с подписью Сталина? Не был членом Ставки, оказывается, и генерал А.И. Антонов, назначенный на должность начальника Генштаба…
Официальное включение меня в состав Ставки мало что изменило в моей работе. Как нарком я и до этого бывал на совещаниях Ставки и Государственного Комитета Обороны, куда меня вызывали по флотским вопросам. Нередко я обращался в Ставку сам, когда добивался нужного флотам решения правительства или Верховного Главнокомандования. Иногда я звонил И.В. Сталину, если обстановка требовала немедленного доклада. И, несмотря на занятость, Верховный всегда находил время выслушать меня и дать исчерпывающий ответ.
В первые месяцы войны Ставка и ГКО работали в Кремле или в особняке на улице Кирова, а станцию метро «Кировская» временно использовали как убежище на случай воздушных тревог.
Не так давно мне довелось побывать в этом особняке и восстановить в памяти обстановку тех дней. В небольшом зале особняка был оборудован кабинет для И.В. Сталина, рядом с ним размещался начальник Генерального штаба маршал Б.М. Шапошников. Оперативная группа Генштаба находилась в соседнем доме и в любой момент была готова доложить о последних сообщениях с фронтов или передать фронтам приказы Ставки.
Верховный Главнокомандующий приезжал в особняк обычно вечером и, если воздушной тревоги не было, работал там далеко за полночь. Когда радиорепродукторы возвещали «Граждане! Воздушная тревога», все находившиеся в особняке спускались в метро. Мне дважды довелось наблюдать, как И.В. Сталин после объявления тревоги не спеша пересекал небольшой дворик, входил в подъезд соседнего дома, где был оборудован лифт в убежище.
В своей повседневной работе Верховный Главнокомандующий опирался прежде всего на аппарат Генерального штаба. Постоянными заместителями и фактическими помощниками Верховного были Г.К. Жуков, А.М. Василевский, Б.М. Шапошников, а в конце войны А.И. Антонов. Прежде чем принять то или иное решение или директиву, в Ставку обычно вызывались начальник Генштаба, представители Ставки, нарком ВМФ, командующий фронтом, флотом или армией. С ними обычно и советовался И.В. Сталин.
Начальник Генерального штаба маршал Шапошников являлся докладчиком и основным советником Верховного Главнокомандующего. Делал он это на основании многочисленных собранных за ночь работниками Генштаба последних сведений с фронтов, предварительного анализа событий и уже выработанных (в первом варианте) предложений. Мне не раз приходилось наблюдать, как к маршалу Шапошникову приезжали люди с докладами, проектами директив и телеграмм, и не было секретом, что перед этим большой коллектив генштабистов провел бессонную ночь.
Занятый делами армии, Борис Михайлович не имел возможности детально заниматься флотскими вопросами и поэтому всегда просил меня подготовить ту часть вопроса, которая касалась флотов, чтобы ему было легче докладывать в Ставке. Иногда эти вопросы докладывались начальником ГМШ ВМФ, но многие из них я считал обязательным докладывать лично.
Говоря о трудной работе Ставки в начале войны, хочется еще раз сказать о Борисе Михайловиче Шапошникове. Уже тяжело больной, с кислородными подушками в своем кабинете, задыхаясь от кашля при длительных телефонных разговорах, он обеспечивал Верховного Главнокомандующего нужными сведениями с фронтов и делал свои предложения.
Александр Михайлович Василевский, являясь заместителем начальника Генерального штаба с июня 1942 года, чаще находился на фронтах, чем в Москве. По складу характера, пунктуальности и знаниям штабной работы А.М. Василевский явился достойным преемником Б.М. Шапошникова на должность начальника Генштаба.
Я с удовольствием вспоминаю совместную работу с А.М. Василевским, начавшуюся еще до войны, затем в Москве и вне ее, когда приходилось на месте координировать действия флотов с фронтами.
Наша последняя встреча в годы войны была на Дальнем Востоке. Маршал Василевский руководил операциями фронтов, а на мою долю выпало помочь ему в использовании Тихоокеанского флота и Амурской флотилии.
Г. К. Жуков, А.М. Василевский, Н.Н. Воронов, С.К. Тимошенко, К.Е. Ворошилов, как представители Ставки, выполняя поручения Верховного, часто бывали на фронтах, лично делали ему доклады, проверяли на местах выполнение директив Ставки. Верховный Главнокомандующий принимал решения, как правило, лишь посоветовавшись с теми, на кого возлагалось выполнение задачи. Я не помню случая, когда бы Ставка собиралась в полном составе, но, бывая на ее совещаниях, я всегда видел там начальника Генштаба и командующих фронтами или армиями. Хорошо помню, как в трудную осень 1941 года, проводя ночи на станции метро «Кировская», я встречал там многих командармов. Недаром уже после войны генерал П.А. Курочкин напомнил мне, что наша первая встреча произошла в «зале ожидания» – в убежище на «Кировской».
Сосредоточение власти в руках одного человека, воля Сталина и его способность «выдержать характер», как мы наблюдали это в трудные дни обороны Москвы или Сталинграда, сыграли немалую роль в достижении победы.
Сам Сталин был до крайности загружен чисто военными вопросами. Однако, что меня больше всего удивляло в работе Ставки и лично Сталина, так это недооценка роли организации в деле руководства войной. Теоретически он признавал важность отработки организации всех государственных органов, но почему-то на практике мало уделял этому внимания. Надо сказать, что еще в предвоенный период Сталин не установил четкой разграничительной линии в своих функциях с наркомами Обороны и Военно-Морского Флота, руководя ими.
