Мы уже знали, что Ставка решила усилить наши войска в районе Станички и, удерживая этот плацдарм, использовать его в дальнейшем для развития наступления на Новороссийск.
К концу февраля в Станичке уже действовали два корпуса – десантный и стрелковый. Они расширили плацдарм, продвинули его границу до окраины Новороссийска. Длина фронта теперь здесь достигала 45 километров.
Внезапно я узнал, что предложено высадить здесь новый крупный десант. По замыслу операция предполагалась громадная. Но для переброски такого большого числа войск и техники нам не хватало средств. Еще 11 февраля Ф.С. Октябрьский докладывал мне и командующему Северо-Кавказским фронтом: «…перебросить тяжелую артиллерию, танки, автомашины не на чем…» Будучи на Черноморском флоте, я убедился, что флот действительно не в состоянии был осуществить такой крупный десант. Вернувшись в Москву, я доложил свое мнение Ставке. Сталин не согласился с моим мнением. По его распоряжению под Новороссийск выехала специальная группа во главе с Г.К. Жуковым, чтобы на месте уточнить положение дел. С этой группой выехал и я. Так я снова оказался на Северном Кавказе.
Когда мы вместе с маршалом Г.К. Жуковым и генералом С.М. Штеменко прибыли в район Новороссийска, Георгий Константинович в штабе командующего 18-й армией генерала К.Н. Леселидзе изучил возможности дальнейшего расширения плацдарма.
На Малой земле шли тяжелейшие бои. С холма на окраине Новороссийска хорошо просматривалась вся Цемесская бухта. Но плацдарма не было видно – он был скрыт в сплошном дыму. Доносился грохот артиллерии. В воздухе то и дело завязывались воздушные бои.
В годы войны мне редко доводилось выезжать в войска вместе с маршалом Г.К. Жуковым. Но и из тех немногих поездок я вынес впечатление о нем как о выдающемся военачальнике, быстро и верно разбирающемся в событиях и людях. Он глубоко и всесторонне вникал в обстановку, схватывал главное, умел доверять и проверять.
В эти дни я специально занимался вопросом, какую помощь могут оказать войскам на плацдарме Черноморский флот и Новороссийская база, если противник усилит нажим. Береговые батареи сыграли немалую роль в поддержке десанта, но им было трудно поражать цели на предельной дальности огня. К тому же наши батареи почти всегда находились под воздействием артиллерии и авиации противника. Мне довелось побывать на одной батарее, расположенной ближе всего к Малой земле. Командир базы Г.Н. Холостяков сказал:
– Несколько дней немцы вели огонь по этой батарее. Сейчас перестали: считают ее полностью разрушенной. Так они уже много раз «уничтожали» ее. А она по-прежнему в строю.
Батарея из четырех 100-миллиметровых пушек корабельного образца находилась в полной боевой готовности. Однако, осматривая ее, я поразился. Все вокруг перерыто снарядами. Стволы и щиты орудий покрыты бороздами от осколков. И все-таки батарея жила и сражалась, в нужную минуту выручала десантников, успешно вела контрбатарейную борьбу.
Вместе с маршалом Г.К. Жуковым мы приняли меры, чтобы усилить перевозки на Мысхако. Значение этого плацдарма уже было очевидным. Г.К. Жуков и генерал С.М. Штеменко, изучая возможности прорыва нашими войсками Голубой линии, усиленно укрепляемой гитлеровцами, большие надежды возлагали на войска, дислоцированные на Малой земле. Поэтому Г.К. Жуков с пристрастием выпытывал у меня, как моряки обеспечивают перевозки на плацдарм.
Казалось бы, Малая земля совсем рядом – какой-то десяток миль отделяет ее от нашего берега. Однако это расстояние находилось под перекрестным огнем противника.
Командир базы Г.Н. Холостяков доложил, что каждый рейс наших кораблей на Мысхако сопряжен с серьезными трудностями. Корабли и суда (главным образом мелкие) идут только ночью. Скрытность их движения обеспечивается дымовыми завесами, отвлекающими действиями специально выделенных корабельных средств и другими видами маскировки. Переход прикрывается огнем береговой артиллерии и крупными силами морской авиации.
Каждая сколько-нибудь значительная перевозка на Малую землю разрабатывается как сложная боевая операция. Тщательно готовятся средства доставки и обеспечения, выбираются более неожиданные для врага курсы судов. Время перехода меняется каждый раз, исходя из обстановки. Разведка заранее уточняет местонахождение вражеских батарей. Г.Н. Холостяков сказал, что при этом береговые артиллеристы используют богатый опыт контрбатарейной борьбы Ленинградцев. На вражеские батареи нацеливаются удары нашей артиллерии и авиации. Иногда разыгрываются короткие, но жаркие бои. От орудийных выстрелов, разрывов снарядов, от сотен осветительных ракет и от лучей прожекторов над бухтой бывает светло как днем. Бои на море, суше и в воздухе не стихают, пока наши корабли идут к Малой земле и выгружаются там.
Надежно прикрывали плацдарм морские и армейские летчики, вскоре завоевавшие господство в воздухе в этом районе.
И все же Г.К. Жуков, оценив сложившуюся обстановку, согласился с нами, что высаживать сейчас новый крупный десант на Малую землю нецелесообразно. При мне он по телефону доложил это мнение в Ставку. Москва согласилась.
По предложению Г.К. Жукова было решено прекратить наступление войск Северо-Кавказского фронта, чтобы как следует подготовить их для новых решительных действий.
Г. К. Жуков и С.М. Штеменко выехали в расположение 56-й армии, а я, окончив дела в Геленджике, побывал в Туапсе и Поти, посетил корабли. На юге уже была весна. Кругом все зеленело и расцветало. Чувствовалась весна и в настроении моряков. Оно было отличное, люди рвались в бой.
После возвращения в Москву я числа 22-го или 23 апреля был вызван в Ставку. Сталин спросил меня, кого бы я рекомендовал на должность командующего Черноморским флотом.
Я знал, что Верховный недоволен Ф.С. Октябрьским. Но не думал, что это недовольство зашло так далеко. По-видимому, сыграл свою роль и неудачный десант в южную Озерейку. Во всяком случае, дело было не исправить: Ставка уже приняла решение о снятии Октябрьского. Я предложил назначить вместо него вице-адмирала Л.А. Владимирского, до этого командовавшего эскадрой и проявившего себя решительным и вдумчивым военачальником.
За все предшествовавшие месяцы войны ни один командующий флотом у нас не был смещен. Смещение Ф.С. Октябрьского тоже оказалось временным. Менее чем через год, в марте 1944 года, он был возвращен с Амурской флотилии и снова стал командовать Черноморским флотом.
Блокада прорвана
Когда я снова прилетел в Ленинград в ноябре 1942 года, город еще находился в тяжелом положении. Все еще трудно было с продовольствием. Кругом осунувшиеся, бледные от недоедания лица. Ленинградцы пережили так много воздушных налетов и артиллерийских обстрелов, что уже перестали реагировать на появление отдельных самолетов и почти не стихавшие разрывы снарядов. Город и в блокаде жил активной трудовой жизнью. Люди теперь понимали, что непосредственная опасность миновала. Город снабжался – пусть еще в ограниченных размерах – всем необходимым. Слушая сводки о контрнаступлении наших войск под Сталинградом, Ленинградцы еще больше воспрянули духом. Все ждали, что скоро начнется и здесь…
