Визбор, судя по фильму, в этот стиль вписался. Его крупные планы тоже замедленны и передают внутреннее напряжение героя, которое он, однако, должен сдерживать: в рейхсканцелярии не принято — а точнее, просто нельзя — давать волю эмоциям. Размышляет ли озадаченный «партайгеноссе Борман» над письмом просящего о личной встрече, но не известного ему человека (конечно, Штирлица), оказывается ли («благодаря» всё тому же Штирлицу) в проигрыше в поединке с Гиммлером, — он всегда сдержан, мрачноват и, что называется, себе на уме. Немногословность Бормана подчёркивается его низким, басовитым голосом. Но у Визбора такого голоса нет! Есть версия, что в период озвучания Юрий Иосифович в очередной раз умчался в горы, и озвучивать роль пришлось другому актёру — Юрию Соловьёву. Но вообще-то низкий голос солидному Борману, пожалуй, и впрямь под стать.
То, что Борман по сценарию оказывается невольным «помощником» советского разведчика, столь же невольно… располагает к нему зрителя. Если уж и прямые враги вроде Мюллера имеют в себе что-то симпатичное, то Борман-то и вовсе «почти наш». Ему даже сопереживаешь, когда задуманный им арест генерала Вольфа (гиммлеровского эмиссара на переговорах с американцами) срывается, а Гиммлер и Вольф победительно опережают его в приёмной Гитлера, превращая свой провал в хитроумную операцию, проведённую якобы в интересах рейха. Кажется, что даже голос Копеляна: «Борман понял, что проиграл» — звучит в этот момент не без сочувствия. Зрительское же сочувствие поневоле выразилось в анекдотах, где Борман предстаёт почти соратником Штирлица. Например, в таком. Штирлиц пришёл на встречу с Борманом не в фашистском мундире, а в будёновке, напевая при этом песню: «Дорогая моя столица, золотая моя Москва…» Борман ему: «Вы бы хоть конспирацию соблюдали». Штирлиц послушался и надел тёмные очки. (В фильме он садится в машину Бормана действительно в тёмных очках и с приклеенными усиками. «Ну-ка снимите ваш камуфляж», — говорит ему тот, желая разглядеть собеседника.)
В биографии самого Визбора роль Бормана была предметом постоянных розыгрышей и забавных историй. Какова в них доля правды, а какова — вымысла, теперь установить трудно. Но ведь дыма без огня не бывает: не будь фильм так популярен — не было бы и этих историй. Например, дочери Татьяне Юрий Иосифович рассказывал, как «с помощью Бормана» вылетал однажды из Ставрополя в Москву. Лететь нужно было срочно, а билетов, как всегда в таких случаях, не было. Сквозь толпу жаждущих купить билет Визбор протиснулся к кассе и, приподняв тёмные очки, негромко произнёс: «Я Борман. Вы меня узнаёте? Мне нужно срочно лететь». Растерянно-изумлённая кассирша пролепетала: «Товарищ Борман, на Берлин билетов нет, только на Москву». — «Давайте что есть», — командным тоном ответил «Борман». И улетел в Москву. Были и другие забавные истории — скажем, про то, как машину «Бормана» беспрепятственно пропускали и отдавали честь собравшиеся было оштрафовать его гаишники, а он при этом ещё и отчитывал их за то, что выглядят не по форме…
Визбор не раз рассказывал, что после «Семнадцати мгновений…» ему стали наперебой предлагать роли убийц, маньяков, насильников и прочих злодеев. Наверное, полушутя — по своему обыкновению — преувеличивал. Во всяком случае — таких ролей в его киноарсенале нет. Он вообще снялся после знаменитого сериала лишь в трёх картинах. Сначала — в «Дневнике директора школы» (режиссёр Борис Фрумин, сценарист — уже знакомый нам Анатолий Гребнев, «Ленфильм», 1975) в роли опять какого-то могущественного начальника, друга юности главного героя — школьного директора Бориса Николаевича (Олег Борисов). Борис Николаевич собирался было — под нажимом жены — поговорить с Павликом Смирновым (так зовут визборовского героя, вновь — как и Борман — говорящего «чужим» голосом) о судьбе бросившего институт сына. Ради этого пригласил старого друга в ресторан, они посидели-поболтали, но Борис, к удивлению Павлика (он-то, тёртый калач, знает, что в ресторан просто так не зовут, да и вообще чувствуется, что до Бориса ему дела мало, он незаметно поглядывает на часы…), так ни о чём и не попросил. Духовное восторжествовало над материальным, как и должно было быть в советском кино. Вообще заметно, что создатели «Дневника…» отчасти подражают популярной ленте о школе 1968 года — «Доживём до понедельника»: похожие конфликты, похожая расстановка героев…
Маловыразительный фильм Всеволода Плоткина «Миг удачи» (Свердловская киностудия, 1977). В команде горнолыжников конкурируют между собой хороший парень Максимов (в репертуаре актёра Бориса Щербакова плохих парней не бывает) и не очень хороший парень Купченко. Побеждает же всех третий — спортсмен-юниор. Сценарной основы хватило аж на 63 минуты экранного времени — и так, впрочем, затянутого. Показывать и смотреть особенно нечего. Визбор и сам оценивал фильм критически. Своё участие в нём полушутя оправдывал так: мол, съёмки проходили на Чегете, и как не съездить за казённый счёт туда, куда езжу обычно за свои деньги… Он выступает здесь в роли мудрого тренера Юрасова (фамилию специально «подгоняли» под имя актёра?), не соглашающегося избавиться от ветерана команды Максимова («уже двадцать семь») и, соответственно, произносящего разные правильные фразы насчёт того, что «важна не победа — важен путь к победе». Лучшее в фильме — кадры, в которых спортсмены совершают спуск с горы. Похоже, именно Визбор подсказал режиссёру показать трассу как бы глазами спортсмена: ведь когда-то он, как мы помним, готовил звуковой репортаж такого рода для «Кругозора» (Вячеслав Мельников с прикреплённым к шлему микрофоном). Сам Юрий Иосифович в кадре тоже спускается в течение нескольких секунд на лыжах по трассе — видно, что сам, без дублёра. Он здесь — в своей стихии. Хорошо, что такие кадры есть…
Последняя роль в кино — корреспондент журнала «Крылья Родины» (того самого, для которого дочь Татьяна будет готовить интервью с отцом) Одинцов в трёхсерийном телевизионном фильме Владимира Попкова и Станислава Третьякова «Нежность к ревущему зверю» (Киностудия им. Довженко, 1982). Попов был давним визборовским приятелем; он-то и уговорил поэта сняться в фильме, над которым сначала работал другой режиссёр — работал настолько неудачно, что был отстранён от съёмок. В общем, фильм нужно было спасать ради дружбы. В основе сценария — одноимённый роман Александра Бахвалова о лётчиках-испытателях. Сюжет фильма, правда, заметно отличается от романного (с уточнением в титрах: «по мотивам…») — например, тем, что роль Одинцова заметно укрупнена. Он, правда, не участвует в основном действии фильма, а лишь выслушивает рассказ шефа-пилота испытательной базы Боровского (Игорь Ледогоров; киноамплуа — мужественный советский человек с волевым лицом). Зато выслушивает в каждой из трёх серий, время от времени появляясь на экране, комментируя услышанное и рассказывая о своём собственном лётном опыте (он в прошлом фронтовик и инструктор, недолгое время был даже испытателем). Получается, что сюжет фильма — что-то вроде репортажа или очерка, который он (Одинцов) напишет после этой командировки. Здесь Визбор снова в своей стихии, на сей раз — авиационной, хотя сама роль более статична, чем в «Миге удачи». Зато фильм в целом сюжетно динамичнее и острее предыдущего. Но, с другой стороны: кто здесь хороший, кто плохой — видно сразу; речи произносятся правильные, словно по бумаге («Мы обязаны быть сильными, чтобы сохранить мир на этой планете», — размышляет один из героев за рулём автомобиля). Сам Юрий Иосифович отзывался о картине иронически, называл её «завальной». Нам важно другое: в фильм вошли несколько визборовских песен, которые он записал в интересном сопровождении инструментального ансамбля: «Ты у меня одна», «Памяти ушедших», «Работа», «Серёга Санин». В романе Бахвалова одного из героев так и звали: Сергей Санин (видимо, визборовская песня пришлась прозаику — по основной своей профессии аэродромному механику — по сердцу). Там Санин был штурманом, в фильме же стал пилотом и ключевым героем, гибель которого — важнейшая смысловая точка отсчёта в судьбе его друга Долотова и вообще в сюжете картины. В общем, последний игровой фильм с участием Визбора оказался снят — как в своё время «Рудольфио» — будто «под Визбора». И под его песни. Юрию Иосифовичу, правда, не нравились эти инструментальные записи, но скорее по техническим причинам: будучи «профессионалом звука», он заметил накладки фонограммы, искажающие его голос. Но зрителю фильма такие тонкости были неведомы и вряд ли мешали.
