Гаец подпрыгнул, чтобы лучше рассмотреть Лаптеву.
– Драссьте, – успела кивнуть лейтенанту Лаптева, когда его лицо на короткий миг мелькнуло в поле её зрения.
– Что это у вас там за потайная комната?! – прошипел лейтенант.
– Туалет, – объяснил я. – Конструкцией автобуса он предусмотрен.
Мне всё больше и больше не нравился этот прыгун-акробат. Я готов был сунуть ему любую взятку, лишь бы он от меня отстал.
– А сауна у вас конструкцией не предусмотрена? – прищурился лейтенант.
Лаптева, покрутив выразительно у виска пальцем, ушла в салон.
– Нет, сауна не предусмотрена.
– А кабинет психологической разгрузки?!
– Нет!
– Значит, будем составлять протокольчик!
– Извините, у нас совсем нет времени. Возьмите, пожалуйста, гуманитарную помощь. Там техника есть, плоские телевизоры, видиомагнитофоны…
– На кой мне твоя помощь нужна, дрындень?! Окна ей на зиму затыкать? Ещё раз мне что-нибудь попытаешься всучить, привлеку за дачу взятки при исполнении! Быстро в мою машину протокольчик составлять! Сдаётся мне, что именно этот автобус проходит по сводкам! Взрыв в Бийске! Убийства в Бобровниково и Тайменке! Не вы ли участвовали во всех этих экстремальных развлечениях?! А ну-ка, я сейчас подробненько досмотрю ваш автобус! Наверняка и оружие и наркотики найду в вашем гуманитарном грузе, а?!
– Да досматривайте! – раздражённо махнул я рукой. – Коли охота… Нет у нас ни оружия, ни наркотиков. Бийск мы проехали на скорости семьдесят километров в час без остановок и взрывов! В интернатах нас опросили как свидетелей и отпустили! Слышите вы, от-пус-ти-ли!! Потому что были сотни свидетелей, что к убийствам мы непричастны! – Я уже орал ему в лицо, нервы окончательно сдали, я чувствовал настоятельную потребность дать гайцу в рыло и только его крошечный рост останавливал меня, потому что бить такого маленького человечка, всё равно, что ударить ребёнка.
Если он надумает составлять протокол, мы потеряем уйму времени. Час, а может быть, два…
Для маленькой бельгийского народа это будет катастрофой.
Думать об этом не хотелось.
Но не мог же я рассказать лейтенанту, что если через шесть часов тридцать минут, этот жёлтый автобус с выбитыми стёклами, с разбитой на бездорожье подвеской, с салоном, покоцанным бандитскими пулями, не будет на монгольской границе, то могут погибнуть люди!
Я не знал, что мне делать. Я с тоской смотрел вслед проносящимся мимо машинам и… не мог ничего придумать.
– В машину! – ленинским взмахом руки лейтенант указал на «Жигуль» с синей мигалкой на крыше.
Неожиданно из автобуса выскочили Абросимов и Никитин.
– Дядечка! – хором заорали они. – Отпустите нас, мы больше не будем!! – И, взявшись за руки крест накрест, вдруг заплясали вразнобой танец маленьких лебедей, под собственный аккомпанемент «трам-пам-пам!»
Я посмотрел на них с грустью. Они комично смотрелись – огромный Дэн и невысокий Обморок, но чувство юмора у лейтенанта отсутствовало.
– Уберите балет! – заорал он. – Вам тут не трам-пам-пам!!
– Уйдите, – приказал я «балету» и парочка понуро поплелась к автобусу. На смену им выскочил Адабас.
– Добрый дух дороги, – обратился он к лейтенанту, ударив в свой большой бубен, – отпусти моих братьев и сестёр по добру, по здорову, или всемогущий дух горных вершин Алтая – ээзи, накажет тебя! Лишит удачи, нашлёт ненастье и уничтожит скот!
– Я – скот?!! – взвыл лейтенант и, ткнув пальцем в Адабаса, завопил: – Кто это?!
– Шаман, – пожал я плечами.
– Что, тоже конструкцией предусмотрен?!
– Нет, просто попросил довезти его до Онгудая, мы и везём. Отчего не помочь шаману? Вымирающее племя…
– Уберите шамана!! – Лейтенант покраснел и затопал ногами. В гневе он был страшен.
Адабас ударил в бубен, издал горловой звук и пробормотал:
– Лишит удачи, нашлёт несчастье и уничтожит скот!!
– Уйдите, – попросил я его.
– Я вам сейчас устрою весёлую жизнь! – пообещал гаец. – Шаманы у них! Гуманитарная помощь, мать вашу! За мной! На штрафстоянку сейчас ваша помощь отправится вместе с автобусом!!
Делать было нечего, и я поплёлся за лейтенантом. Ох, не нравился мне этот гаец! И дело было вовсе не в его чрезмерной прыгучести. Дело было в его неподкупности, отсутствии чувства юмора и полным равнодушии перед гневом алтайских богов. Ну не бывает такого, чтобы все эти три качества уживались в одном человеке, да ещё в погонах! Нормальный гаец всегда рад разжиться деньжатами, и не корпеть над протоколом. Нормальный гаец всегда посмеётся над шуткой, даже самой плоской. И ни один нормальный гаец не пропустит мимо ушей обещание, что его покинет удача!
Стоп.
Я резко остановился.
А откуда этот лейтенант может знать про убийства в Бобровниково и Тайменке?! ГАИ не милиция, другое ведомство, другие задачи и проблемы… Не объявляли же «скул бас» в розыск! И потом… лейтенант не представился, не показал свои документы, он только прыгал и искал к чему бы придраться. Память услужливо подсунула мне воспоминание о том, что когда Ильич рванул от нас с Элкой в сторону Барнаула, то в руки Марселя его сдал именно гаишник. А вдруг у борисовцев полно «своих» среди гайцов, вдруг…
Я развернулся и побежал к автобусу. Мне хватило трёх прыжков, чтобы оказаться в кабине. Элка поняла мой замысел ещё до того, как он пришёл мне в голову. Она пересела за руль, и едва моя нога коснулась порога, автобус сорвался с места.
– Стой!! – заорал лейтенант, с запозданием заметив моё бегство. – Стоять, я сказал! Стрелять буду!!
Он и правда пальнул по колёсам.
Автобус предательски медленно набирал скорость.
– Всем на пол! – заорал я, но команда и так уже привычно заняла безопасные позиции под кроватями.
Прозвучали ещё два выстрела. Отчего-то лейтенант предпочёл стрелять, а не догонять нас с мигалкой на своём «Жигуле», что ещё больше подтвердило мои подозрения.
– А я-то всё думаю, ну когда до тебя дойдёт, что лейтенант липовый! – засмеялась Беда.
– А ты как догадалась?!
– Да не берут в ГАИ с таким ростом! Этого Гулливера на дороге не видно. Ниже ста семидесяти в постовые не берут, я точно знаю!
– А зачем тогда детектив ему свой совала?
– Хотела, чтобы в криминальном мире меня знали и уважали.
– Блин! Хоть бы знак мне какой подала!
– Я их столько тебе подавала, что всё тело болит!
Автобус вдруг повело влево.
– Чёрт, заднее колесо пробил, – пробормотала Элка, вцепившись в руль и стараясь удержать машину на своей полосе.
