— Оставлять тебя не хочется, а если по уму, то и мне надо бы завтра вместе с ними в Тверь податься, — мрачно заметил Петр, кивая в сторону Горыни. Тот стоял подле своей избы, расположенной по соседству и что-то старательно втолковывал заплаканной Зарянице. — Я и песню для них стоящую припомнил. Пришлось, правда, переделать кой-какие слова, но в целом подходит как нельзя лучше. Так сказать, на злобу дня, для поднятия боевого духа, чтоб маршировалось бодрее, — и он вопросительно покосился на друга.
— Намек понял. Хочешь моего благословения, — кивнул Улан и поинтересовался: — А как долго ты сможешь усидеть на лошади, особенно если ее пустить рысью или галопом?
Петр покраснел, но за ответом в карман не полез.
— Ополченцам в пешем строю драться предстоит.
— А из лука стрелять ты можешь? — не отставал Улан. — Или решил карабин с собой прихватить?
— И в мыслях не держал. Но почему сразу лук? Между прочим, их тут ни у кого нет. Сабель, кстати, тоже. Зато помахать топором или, скажем, секирой могу запросто. Ну и копье как-нибудь в руках удержу, не выроню. Так как?
— Угомонись, — усмехнулся Улан. — И без тебя управятся. Лучше скажи, ты надумал, что делать дальше? Или предложил новый мозговой штурм с одной целью: отпроситься у меня и уехать сражаться?
— А на мой взгляд одно с другим так тесно связано, что не разорвешь. Удастся отличиться в бою — вот тебе и выдвижение. Как идея?
— Не ахти, — покачал головой Улан. — Во-первых, слишком много риска. Во-вторых, как мы установили, ты чересчур многого не умеешь.
— Но мы ж говорили…
— …про топор и копье. Согласен, с ними ты управишься. Но они — оружие ополченцев, а я сомневаюсь, что князь им заплатит хоть копейку. Дружинник же из тебя никакой, — и он напомнил: — Лошадь, сабля, лук. Без последнего так-сяк можно обойтись, но первые два… Лучше бы про альтернативу подумал. У тебя, кстати, неплохие идеи были.
Петр мрачно покачал головой.
— Не годятся они, — пояснил он. — Сами по себе — да, путевые, но… Не выйдет у нас заинтересовать Михаила бумагой, книгопечатанием и прочим. У него более актуальные заботы. Да и экспедиции на Урал формировать князь тоже навряд ли согласится. Я с Горыней потолковал, железа на Руси и впрямь дикая нехватка, но… — он поморщился, — долго все это. А кроме того я представил себе наш будущий разговор с князем и понял: навряд ли он вообще станет нас слушать. Сам посуди: явились какие-то приблуды, кто такие и откуда взялись — неизвестно, с чего им верить? И потом пословицу вспомни: встречают-то по одежке, а она у нас… Потому я и думал податься в армию. Сумею отличиться в бою, урвать чуток трофеев, и тогда…
— Можешь отличиться, а можешь и голову сложить, — перебил Улан. — И второе куда вероятнее.
— А что делать-то?! — взорвался Петр. — Сиднем сидеть?!
— А тебя зачем государство столько времени учило? Опера мы или кто? Пойми, лучше всего заниматься знакомым делом, а мы с тобой профессионалы, нам и карты в руки.
— Так ведь нет сейчас МВД. Куда устраиваться-то? — недоуменно осведомился Сангре.
— Не уверен, — покачал головой Улан. — Названия такого действительно нет, не спорю, но что-то наподобие… В порядке нуждается любая власть. Надо просто выяснить, кто здесь занимается отловом разбойников в лесах, карманных воришек на этих, как их там, торжищах и поимкой прочего преступного элемента. И тогда нам надо… в Москву. Погоди, погоди, — остановил он вспыхнувшего от возмущения друга. — Ты вначале призадумайся. Судя по прозвищу, Иван Калита вроде бы мужик хозяйственный, а такие в порядке нуждаются больше всего. Кроме того, они умеют заглядывать вперед, мыслят на перспективу, а потому поверь — шансов получить работу по специальности у нас с тобой в Москве гораздо больше, — он вздохнул. — Ну да, остаются татары. Но не забудь, с их приводом расстарался не он, а его старший братец Юрий.
— А Иван, когда к власти придет, их на Русь водить не станет? — прищурился Сангре.
Улан замялся. Правду говорить не хотелось, а врать другу — последнее дело, и он промолчал.
— То-то, — поучительно сказал Петр. — Яблочко от яблоньки. Да ты сам прикинь. Вот встречаемся мы где-то через год-два в бою с тверичами и видим, что напротив нас стоят мужики из Липневки. Ну, к примеру, кузнец Горыня или, скажем, Лошак. Помнишь, как он все свои дела бросил и полдня тебе костылик из липы выстругивал? Да им нас и убивать не надо, сами со стыда сгорим.
— Угомонись, — сердито буркнул Улан. — Не встретимся мы ни с кем. Умные князья сотрудников МВД на войну не посылают.
— Всякое бывает, — отмахнулся Сангре и встрепенулся. — О, кстати. Как думаешь, может, стоит попытаться отговорить деревенский народ идти в Тверь? Коль Москва одолеет, значит, и им достанется по первое число, жалко мужиков.
— Не жалей. Сказал же, без тебя управятся. Можешь поверить: в этом сражении верх останется за Михаилом.
— Что, правда?! — радостно вспыхнул Петр. — Это точно?
— Абсолютно, — подтвердил Улан.
— Ну тогда я сегодня же их успокою. Они ж на прощальную трапезу собирались к вечеру. Кстати, и нас с тобой пригласили, заодно и обрадую. Скажу, что бог
[9] видение тебе ниспослал. Думаю, после такого предсказания они и на тебя совсем иначе станут смотреть. Ну, знаешь, как на радостного вестника со всеми отсюда вытекающими.
…Стол для прощальной братчины бабы накрыли на славу. Света небольшие слюдяные оконца давали немного, но его вполне хватало, чтобы разглядеть обилие блюд, начиная с самой середины, где вольготно разместилась огромная сковорода с плавающими в собственном соку толстыми кусками жареного мяса. Небольшой судок с душистым хреном, вышибающим слезу, приткнулся подле. На блюдах вокруг тоже громоздилась всяческая снедь: хищно скалили пасти крупные окуни, густо обложенные кружочками лука, соблазнительно дымилась жареная капуста, многообещающе манил здоровенный брус сливочного масла, вызывали обильное слюноотделение крупные ломти свежеиспеченного хлеба с румяной корочкой. Два запотевших (видно, совсем недавно извлекли из домашнего ледника) кувшина и ендова довершали изобилие. Один из кувшинов был доверху наполнен молоком, по мутной поверхности второго в беспорядке плавали какие-то листочки и палочки — то был квас. Из ендовы с плавающим в ней ковшиком веяло благоуханным ароматом хмельного меда.
Улана мужики после услышанного от него приятного пророчества о победе тверского войска усадили на одно из самых почетных мест, почти под иконами, подле самого деда Липня. Мужики заставили его еще раза три повторить то, что ему якобы привиделось. Правда, их расчет узнать о своих собственных судьбах успехом не увенчался. Улан от ответа уклонился, заявив:
