Кроме того, литовский язык — прав был Улан — оказался вполне понятным. Когда вайделотка собственноручно соизволила взять из блюда неподалеку пару блинов и, протянув их Сангре, заявила: «Жямайчю блинай», он даже умилился от его схожести с русским. Действительно, только дурак не поймет, что ему предложили пожевать блинов
[23].
Увы, через пару-тройку часов изрядно отяжелевший организм потребовал от своего хозяина легкой прогулки кое-куда, и Петр завертелся на своем кресле, прикидывая, как бы ненадолго покинуть даму. По счастью, на глаза попался Яцко, сидевший где-то на отшибе. Знак, поданный ему Петром, парень заметил почти сразу и послушно прискакал.
Попросив его провести кое-куда, своей соседке Петр, поднимаясь из кресла, пообещал быстро вернуться, куда там сивке-бурке. Та в ответ понимающе склонила голову и с улыбкой обратилась к Яцко. Говорила недолго, но о чем, осталось для Сангре тайной, поскольку толмач содержание их беседы не перевел, а Петру было не до вопросов — обуревала нужда поскорее добраться до нужного места.
Блуждали они по покоям довольно-таки долго, что показалось Петру странным — внешне хоромы выглядели не столь огромными, ан поди ж ты. Да и шли они, возвращаясь, вроде бы не тем путем. Окончательно дошло до него, что дело нечисто, когда у Яцко, идущего впереди, неожиданно погасла свеча. Произошло это как назло в небольшом и абсолютно темном коридорчике.
— Алло, орел! — позвал его Сангре. — Ты что, решил не доезжая выйти?
В ответ ни звука. Петр насторожился. Нет, он не опасался покушения, но когда твой провожатый неожиданно исчезает, выбрав такое уединенное место, на ум поневоле приходят не самые оптимистичные мысли.
Сангре отстегнул ремешок, удерживающий нож в ножнах, положил руку на его рукоять, прислушиваясь и ожидая нападения. По уму надо было немного постоять на месте, давая глазам привыкнуть ко мраку, но больше нескольких секунд ожидания его деятельная натура не выдержала и он осторожно двинулся вперед.
Неизвестный, поджидавший Петра, видел в кромешной тьме куда лучше, действуя безошибочно и почти беззвучно. Миг, второй — и Сангре ощутил, как его взяли в кольцо чьи-то сильные руки. Да вдобавок он, попытавшись отпрянуть и откинув голову назад, так приложился затылком о стену, что на пару секунд потерял сознание. А когда пришел в себя, сопротивляться было бесполезно, да и… не имело смысла, и он с жаром ответил на страстный поцелуй Римгайлы, припавшей к нему всем своим пышным телом…
Глава 17. К чему приводит излишний гуманизм
Утреннее пробуждение оказалось не из приятных — его попросту принялись бесцеремонно трясти. С трудом приоткрыв один глаз, Петр увидел нетерпеливо тормошившего его Улана.
— Ну и как альковные дела? — поинтересовался тот.
Сангре был не любителем хвастаться своими любовными победами. Однако в данном случае скрывать что-либо не имело смысла, и он уклончиво ответил:
— С муттер дьяконессой аллес зерр гут. Со мной тоже… ничего, пока ты не приперся, — проворчал он, но вновь погрузиться в дрему ему не позволили.
— Вставай, вставай. Нам давно у Кейстута надо быть, а ты валяешься тут, как котяра. Между прочим, не март месяц на дворе — январь, — Улан бесцеремонно принялся стягивать с друга одеяло, но увидев его плечи, остановился, покачал головой и сочувственно протянул: — М-да-а, ну и досталось тебе, дядя.
— А вдобавок еще и ты будить удумал, — огрызнулся Петр, натягивая одеяло обратно на себя. — Изыди, басурманин, а не то я как ляпший корефан Индры испепелю. А касаемо месяца, так у настоящего котяры всегда на календаре март, понял?
— Извини, но встать тебе придется, — чуточку виновато произнес Улан. — Надо. Яцко сказал, что… — он потер лоб. — Значит так. Если кратко и на нашем языке, то неявка одной из сторон засчитывается как признание собственной неправоты.
Он ловко сдернул с Сангре одеяло и присвистнул.
— Ух ты! Она тебя грызла что ли?
— Скорее клеймила, — хмуро проворчал Петр, усевшийся на постели и принявшийся осторожно ощупывать свое левое, особо сильно пострадавшее плечо. — И сам я как загнанная лошадь. Ты бы вышел, — посоветовал он, — а то мой ночной жокей вернется, нехорошо получится.
— Не вернется, — отмахнулся Улан. — Твоя наездница рано утром укатила восстанавливать свое святилище.
— Даже так?! — возрадовался Петр. — Это чудесно, — и он уважительно протянул. — Двужильная, не иначе.
— Скорее, трехжильная, — лукаво улыбнулся Улан, — поскольку к вечеру, как я слышал, она обещала вернуться. Как думаешь, зачем?
Петр помрачнел и, не ответив, осторожно потрогал свои ребра.
— Кажись, целы, — пришел он к оптимистичному выводу, — хотя с такими темпами все равно ненадолго. Нет, человек она хороший, просто замечательный, да и как женщина выше всяческих похвал, жаль азарта в ней через край, — и, мрачно покосившись на друга, пообещал: — Я в наших покоях баррикаду устрою. Ты полиглот у нас, давай срочно вспоминай Марсельезу.
— Тебе больше подойдет «Вы жертвою пали в борьбе роковой», — поправил Улан, ехидно хмыкнув: — Знаешь, я теперь безоговорочно доверяю твоим картам. Это ж надо, в глухом безлюдном лесу они безошибочно предсказали тебе скорое замужество.
Сангре негодующе крякнул. Последнее слово ему явно пришлось не по душе.
— Зато с наследством промахнулись, — проворчал он, поспешно уводя разговор.
— Как сказать, — возразил Улан. — Возможно, подразумевался трофей, а в гаданиях попросту нет такого слова, верно? — и поторопил друга: — Давай-давай, одевайся. Я тебе, конечно, сочувствую, но время не терпит.
— Сочувствует он, — хмыкнул Сангре. — Скажи уж честно: завидую.
— Чему?
— Моей полнокровной жизни, насыщенной приключениями, драйвом и… сексом! Все как положено настоящему оперу: вчера — бой на святилище, сегодня — сражение со святой, в смысле со жрицей, а завтра… — он поморщился, покосившись на израненные плечи, и философски заметил: — Впрочем, до завтра надо еще дожить. Кстати, а куда нам спешить? Раз Римгайла уехала, выходит, она как истец отказалась от претензий. Тогда и мне можно пару часиков поспать, — и он сладко потянулся.
— Кейстут ждет, — пояснил Улан. — Кстати, кажется, нам придется здесь задержаться.
— Зачем? — удивился Сангре. — Мы ж вроде бы намыливались в гости не в Литву, а к гарным львивским парубкам с Галичины.
— Понимаю, — кивнул Улан. — После таких отчаянных сражений в постели и у меня бы все из головы повылетало. Тогда ты начинай одеваться, а я по ходу дела тебе кое-что напомню, — предложил он. Петр потянулся за штанами, а его друг приступил к раскладу. — Во-первых, я и раньше говорил, что надо повнимательнее присмотреться к Гедимину и его наследникам. Между прочим, это твоя идея насчет Литвы как союзника Руси в борьбе с Ордой. Кстати, предложение весьма разумное и логичное.
