— Шо, гильотина суровой души Кейстута снова жаждет крови? А его-то за что? — удивился Петр.
— Ну ты же помнишь вчерашний рассказ Яцко. Этот мужик и его брат были в числе охранников святилища и не успели зажечь сигнальный костёр.
— Ну?
— Вот тебе и ну. У них за такой промах одна кара — смерть.
— И этому чудесному экземпляру, по случайности совершенно не попорченному тлетворным влиянием цивилизации, так запросто отрубят голову?! — удивился Петр. — Не-ет, как-то оно неправильно.
Князь тем временем что-то сурово ответил страшилищу, отрицательно мотнув головой, но «промежуточное звено» не отставало. Тогда Кейстут, не выдержав, рявкнул на него, указав на дверь, и в этот момент по щекам страхолюдины — Сангре глазам не поверил — полились слезы. Контраст между зверообразной личиной и этой беспомощностью, написанной на его лице, был настолько разителен, что Петр незамедлительно проникся к нему искренним сочувствием.
Меж тем детина встал с колен и обвел тоскливым затравленным взглядом остальных присутствующих. Почему-то Петру показалось, что на нем взгляд страшилища задержался чуточку дольше, чем на остальных.
— А могу ли я узнать, о чем он столь горячо просил тебя? — осведомился Сангре у Кейстута, когда здоровяк поплелся прочь, печально опустив голову. Длинные могучие руки его уныло свисали чуть ли не до колен.
— Это Локис, — хмуро пояснил тот. — По-русински его имя означает «медведь». А просил он за своего родного младшего брата Вилкаса, по вашему — Волка. Это второй из воинов, охранявших святилище и спасенных вчера вами от смерти.
— Просил помиловать брата? — уточнил Сангре.
Кейстут покачал головой.
— За такие промахи не милуют. Он просил для него иной смерти, не столь позорной, то есть сгореть не на одном костре с врагами. Но согласно нашим обычаям…
— А когда назначена казнь? — поинтересовался Петр.
— Хотите поглядеть?
Улан кисло скривился, торопливо замотав головой, а Сангре, которому не давали покоя искренние, можно сказать, детские слезы Локиса и его прощальный, эдакий тоскливо-беспомощный и в то же время умоляющий взгляд, устремленный в его сторону, задумчиво протянул:
— Я не о том. Странно это. Помнится, вчера ты нам рассказывал, будто у тебя маловато хорошо обученных воинов, а эти двое худо-бедно, но кое-что умеют. Да и силушкой бог не обидел, особенно этого, как его, Локиса. Тогда зачем им погибать без пользы? Как-то оно… неразумно.
— Иначе нельзя, — жестко отрезал Кейстут и поморщился. — Думаешь, мне самому их не жаль? — но он мгновенно спохватился и торопливо уточнил: — Так, немного, самую малость. У этого Локиса сила в руках нечеловеческая. Потому и имя такое. Если бы не подлый удар сзади в самом начале нападения, он бы… Да и второй, Вилкас, хоть и послабее его, но сам по себе очень силен. Однако обычай есть обычай, и идти против него… — он покачал головой. — И кроме того, я вчера уже сказал свое слово, а у меня нет привычки его отменять.
— Да кто бы спорил, — согласно кивнул Петр. — Обычай — это святое. Да и слово твое тоже.
На самом деле он не собирался угомониться, твердо вознамерившись сделать повторный заход. Вообще-то настаивать на прощении страхолюдины и его брата, учитывая, что они и сами находились здесь на птичьих правах, было глубоко неправильным. Но оправдание своему поведению он отыскал довольно-таки быстро: дабы окончательно развеять у Кейстута подозрения насчет родства с раненным пленником, следует еще раз продемонстрировать свое добродушие и склонность к милосердию.
— А как бы их… — начал он. Кейстут, догадавшись, о чем пойдет речь, раздраженно засопел, но Сангре торопливо пояснил: — Нет, нет, речь не об отмене обычая. Но ты, кажется, собирался брать Христмемель? Сдается, первые из штурмующих эту крепость, пойдут, можно сказать, на верную смерть. Вот и отправь его вместе с братом в числе прочих на штурм.
— А мое слово? Отменить?
— Зачем? — удивился Петр. — Не надо ничего отменять. Достаточно уточнить, что вынесенный приговор ты повелеваешь привести в исполнение… крестоносцам.
— Кому-у?! — несказанно удивился Кейстут.
— Да, да, — кивнул Сангре. — Я не оговорился. Именно крестоносцам. И тебе самому, кстати, от такого решения будет еще больше почета. Представь, как восхитится твой народ, услыхав, что ты повелеваешь даже крестоносцами. А касаемо Локиса с Вилкасом, поверь, оба будут драться на стенах замка как львы. Да, скорее всего, они там и погибнут, но зато с какой пользой для дела. Для твоего дела.
— Для общего, — поправил Кейстут. — А если не погибнут?
— Еще лучше, — лукаво улыбнулся Петр. — Это же не ты, а подлые крестоносцы нарушили твое повеление, так? И выходит, сам Перкунас дал знать, что и Локис, и Вилкас искупили свою вину и получили отсрочку от смерти…
Кейстут призадумался. Тогда Сангре, предпочитая ковать железо, пока оно горячо, внес дополнительный аргумент в защиту своего предложения.
— Да, чуть не забыл. Ты упомянул об их необыкновенной силе, а нам с Уланом нужны двое именно таких. Там мы в числе прочего оружия захватили пяток ар… самострелов и…
— Знаю я про них, — перебил Кейстут и пренебрежительно поморщился. — В бою, к тому времени, когда ты заново взведешь тетиву, я из доброго литовского лука выпущу целый десяток стрел.
— Не спорю, по скорострельности им с луками нечего и тягаться, — покладисто согласился Петр. — Но нам с другом они как-то привычнее. А про тетиву ты верно сказал — тугая. Натянуть ее одними руками нечего и думать — кожу с пальцев сорвешь. Не зря ж для ее взвода крюк особый сделали, а на конце ложи еще и стремя, чтоб ногами в него упираться, пока руками за этот крюк тянуть будешь. Словом, морока. Вот мне и подумалось: если Локис с Вилкасом и впрямь столь сильны, то, наверное, смогут управиться с натяжением тетивы одними руками, и тогда скорострельность будет увеличена в разы, а это, согласись, весьма поможет при штурме замка.
Здесь он не лгал — у него и впрямь возникла кое-какая мыслишка насчет использования могучей силы братьев-жмудинов, чтобы сократить время на зарядку арбалетов.
Улан, внимательно следивший за ходом их беседы, вовремя подхватил эстафетную палочку:
— Но для начала надо проверить силу твоих воинов. Если у них, как и у немцев, не хватит силенок, об остальном и говорить ни к чему.
Кейстут надменно выпрямился на своем кресле, упершись затылком в подголовник. Сравнение литвинов с какими-то немцами возмутило его, и он сердито выпалил:
— У каждого из них достанет сил на два самострела, и еще останется!
— Тогда может и впрямь лучше всего передать их нам до штурма Христмемеля. Сдается, так распорядиться ими для общего дела куда полезнее простой казни. Ну-у, а дальше как судьба…
Кейстут вновь задумчиво потер лоб, прикидывая.
— Лиздейка будет недоволен, — вздохнул он. — Оплошай они не на охране святилища, а где-нибудь в другом месте, иное, а тут… Впрочем, думаю, он смягчится, узнав, для чего они вам понадобились. Ладно, будь по вашему. Но помните: если взять замок не удастся, придется вам самим оправдываться перед ним, — он усмехнулся. — И боюсь, убедить его окажется значительно труднее, нежели вайделотку Римгайлу.
