— Дались тебе эти литовские мужики! — набросился на Сангре Улан, едва они оказались в своей комнате. — Дура лэкс, сэд лэкс. Надеюсь, еще не забыл перевод?
— Само собой! — бодро кивнул Сангре. — Закон дурак, но без закона никак
[27]. А причем тут это?
— При том, что Кейстут хочет поступить в строгом соответствии со своим законом, пускай и жестоким, а ты начал ему мешать.
— Ты ж сам меня поддержал, — изумился Петр.
— А куда деваться?! — огрызнулся Улан. — Мы с тобой теперь как шестеренки на одной оси, и выбор невелик: либо крутимся в одну сторону, либо у обоих зубья полетят. И зубы тоже.
— Уланчик, не надо так расстраиваться, ты же не рояль, — жалобно попросил Петр. — И будь ласка, оставь громкие ноты для гуслей. Если ты сейчас перестанешь тарахтеть, твой друг скажет тебе за очень серьезное.
— Вначале я тебе скажу и тоже очень серьезное, — не унимался тот. — Во-первых, теперь Кейстут припер нас с тобой к стенке, и без взятого Христмемеля нам отсюда дороги нет. Да ты и сам слыхал о его предупреждении. Между прочим, этот Лиздейка у литвинов самый главный криво, то бишь верховный жрец. И в отличие от Римгайлы его сердце в случае нашей неудачи тебе не смягчить…
— Оно и понятно, — пожал плечами Сангре. — Я ж работаю исключительно с противоположным полом, а он…
— Да не в этом дело. Я к тому, что нрав у него весьма и весьма жесткий. И убежать от него навряд ли получится — говорят, он и впрямь кое-что может.
— В смысле?
— В смысле колдовства.
— Ты всерьез?! — изумленно уставился на друга Петр.
— Я привык доверять фактам, — пояснил Улан, — а они говорят следующее. Прошлым летом главный маршал ордена решил устроить большой набег на литовские земли, причем одновременно в четырех местах, для чего разделил свое войско на четыре отряда. Не знаю, какие боги помогли этому криве узнать о намерениях маршала, но помогли. Мало того, Кейстуту не хватало людей, чтобы перекрыть все направления, Лиздейка взялся за свою ворожбу и половина отрядов крестоносцев просто заблудились по дороге и вернулись обратно. Представляешь? Довелось слыхать и кое-что еще. Словом, может.
— А мы причем?
— Притом. Я ж сказал, у него очень жесткий нрав. Стоит нам лопухнуться, не взяв замка, как он заявит, будто неудача произошла из-за прощения воинов, виновных в осквернении святилища, и во искупление вины потребует спалить на костре и их, и всех пленных, и нас заодно. Как тебе такая перспектива?!
Петр смущенно засопел. Крыть было нечем — он действительно в очередной раз не принял во внимание степень риска, а главное — не подумал, чем им на сей раз придется расплачиваться в случае неудачи. Идея конвейерной системы зарядки арбалетов, названной им «а-ля Стаханов» и показавшейся гениальной, сразу поблекла, и говорить о ней Улану расхотелось. Да и ни к чему. Если получится — тогда да, а коль не выйдет, не придется лишний раз позориться. Но привычка оставлять за собой последнее слово сработала и он процитировал:
— Сказано в писании: «Спасай взятых на смерть и неужели откажешься от обреченных на убиение?» И потом, как любил говорить один одесский носильщик: «Это не рентабельно — разбрасываться таким багажом». К тому же лишиться столь чудесного, можно сказать уникального экз…
— Да помню я, помню про твое переходное звено, — раздраженно перебил Улан и устало вздохнул. — Все равно зря ты затеял его спасение, гуманист фигов.
— Как ты меня окрестил?! — оскорбился Петр. — Ну ничего себе! Ты бы меня еще толерантным обозвал! Что я тебе, европеец занюханный?! Да я…
— Стоп! — осадил его Улан. — О твоих многочисленных достоинствах мы поговорим попозже, а пока давай о более насущных делах. Например, с чего начнем подготовку к взятию замка?
Сангре почесал в затылке. В голове как назло царила пустота. Он озадаченно посмотрел на друга, терпеливо ожидавшего ответа, затем с тоской на постель.
— Как я понимаю, за поспать и речи быть не может, — мрачно поинтересовался он.
— Правильно понимаешь, — подтвердил Улан. — В следующей жизни выспишься.
— Старый обманщик, — проворчал Петр. — Между прочим, за выспаться ты мне еще в прошлой жизни обещал, буддист хренов.
— Не отвлекайся, — хладнокровным тоном посоветовал Улан. — Сейчас мне от тебя требуется свежая и оригинальная идея, то бишь с изюминкой. Насколько я помню, обязанность выдавать их на гора лежит на тебе, — и он вопросительно уставился на друга.
— Ну-у, — замялся Сангре. — Вообще-то есть кое-что, но силуэт, силуэт, не больше.
Улан понимающе кивнул, по опыту зная: коль упомянуто слово «силуэт», значит перед Петром пока витает сплошной туман с высовывающимися из него кончиками нитей и он сам толком не знает, за какую из них ухватиться, чтобы потянуть.
Сангре, опустив голову, прошелся по комнате из угла в угол — на ходу ему лучше думалось. А подумать было над чем, ибо в кои веки его воображение напрочь отказывалось работать. Почему — трудно сказать, но скорее всего, из-за новизны задачи, ибо он понятия не имел, как брать замок. Не доводилось ранее. Разве что представить его в виде огромного бандитского гнезда — эдакого кубла, вроде штаб-квартиры Сеньки Лысого, устроенной им для своей банды на заброшенном металлургическом заводе.
«А что, для затравки вполне, — оживился он. — Во всяком случае общего хоть отбавляй: и бандиты с паханом имеются там и тут, да и ограждение тоже (неважно что забор и стены разной высоты), и территория такая же огромная, и обкурившийся враг не намерен сдаваться. Огнестрел меняем на стрелы — даже тут созвучно — авто на лошадей, и выстраивается почти целиковый аналог. Та-ак, с чего мы тогда начали разработку операции по их захвату?»
Его воспоминания прервал появившийся Яцко, сообщивший, что раненный пленник недавно вновь пришел в себя и сейчас пребывает в неком беспокойстве: мечется по постели, то и дело тычет себе пальцем в грудь и, указывая на свой нательный крест, старательно что-то лопочет.
— Он что, бредит? — нахмурился Петр.
— Не похоже, — мотнул головой Яцко. — К тому ж ему вечером зелье особое дали, кое и мертвого из могилы поднимет. А опосля того, как его поутру вдругорядь зельем попотчевали, он и вовсе взбодрился…
— А лопочет-то чего?
Толмач философски пожал плечами.
— Повидаться с тобой жаждет, господин. А зачем… Можа, важное что поведать желает али попросить чего.
— А ты не ошибся — точно со мной повидаться-то? — осведомился Сангре, чуточку досадуя — творческий процесс только-только пошел и обрывать его не хотелось бы.
— Так на полянке святилища ты один голышом по пояс был, — пояснил Яцко. — Ну и с крестом тоже боле никого, окромя его дружков.
