— Гедимин?! — ахнул Сангре, догадавшись, к чему клонит его друг. — Эй, нехристь, ты того! Остри, но знай меру!
— Я не шучу, — покачал головой Улан.
Ошарашенный Петр долго вглядывался в его невозмутимое лицо и, наконец, убедившись, что тот говорит серьезно, выдохнул:
— Уланчик, стой! Ты сошел с ума не на той остановке. Русь под Литвой?!
— Почему под? Вместе. Да и то вначале, а далее… — он улыбнулся. — Ну не говорим же мы, что Русь оказалась под варягами, когда пришел править Рюрик, а за ним Олег, верно?
— Сравнил, — хмыкнул Сангре. — Сколько тех варягов-то? Русь их проглотила и все.
— А сколько тех литовцев? Думаешь, намного больше? Тоже проглотит.
— А заворота кишок не случится? — хмыкнул Петр.
— Нет, — упрямо мотнул головой Улан. — Даже легкого несварения не будет. А знаешь почему? — и он выпалил: — Да на мой взгляд, Литва — та же Русь, только моложе лет эдак на триста и со всеми достоинствами и недостатками, присущими юному организму. Точно, точно, сам прикинь.
Петр послушно прикинул, припоминая все, что ему довелось до сего дня повидать в Литве. А ведь и впрямь есть сходство. Городских стен, правда, он на Руси еще не успел повидать, но если судить по историческим фильмам, здешние были точь-в-точь. И дома с теремами тоже. А уж про людскую одежду, про вооружение и прочее и говорить не приходилось. Ну разве язык иной, хотя если призадуматься, то и он не сказать, чтоб совсем чужой. По-русски снег — по-литовски сниегас, огурец — агуркас, чеснок — тшесноко, липа — лиепа, нос — носис, а карп — карпис, то есть весьма и весьма схоже по звучанию, равно как и многое другое. Или взять самих литвинов, без разницы, аукшайты они вроде Ажуоласа, столь превосходно сыгравшего погибающего крестоносца, или жмудины вроде сынов Сударга. Все равно внешность у них весьма близка к русскому типу: стоит поставить рядом тверича с жмудином или суздальца с аукшайтом, и с этим согласится кто угодно. Нет, встречаются, конечно, и страшилки вроде питекантропистого Локиса, но и в Твери с Москвой такие сыщутся.
— Ну, ты силен, — протянул Сангре, восхищенно глядя на друга. — Одно сомнительно. Навряд ли все русские князья согласятся подчиниться Гедимину.
— Запросто, — усмехнулся Улан, — поскольку тут на стороне будущего царя окажется психология, и они поступят по принципу: пускай не мне, зато и не тебе. Это я про корону. Да и какую власть они теряют? Никакой. Титулы при них останутся, земли тоже. Разве верховную…
— Во-во, — подхватил Петр. — Не спорю, может у Михаила Тверского хватит ума согласиться, а московский Юрий навряд ли согласится ее отдать.
— А карабин на что? — напомнил Улан. — И когда одного великого князя не станет, а другого еще не изберут, можно будет и… Зато представь итог: Литва, Белоруссия, Украина и Владимирская Русь, включая Новгород с Псковом, под единым началом. Это ж не сила — силища!
— Все равно как-то оно… — замялся Петр. — Погоди, погоди, а вера? Из меня, конечно, христианин, как из мусульманина иудей, но, сдается, она должна быть у всех единой…
— А ты вспомни, когда у нас крестились народы Севера? Это католиков православная церковь терпеть не может, конкуренты, а к язычникам она относится вполне лояльно и будет ждать хоть сто, хоть триста, хоть пятьсот лет, но насильно никого крестить не станет, пусть себе шаманят дальше.
— Это народ. А верхушка?
— Да, Гедимин пока язычник, — согласился Улан. — Но с этим, как мне кажется, особых проблем не возникнет. Думаю, узнав, что его зовут править Русью, он с радостью в купель нырнет. Да и сыновья его тоже навряд ли станут колебаться. Во всяком случае его сын Ольгерд уже сейчас креститься собрался, а ведь речь всего-навсего о Витебске идет.
— Жрецы на уши встанут.
— Их я возьму на себя. Просто напомню, что их ждет на одной стороне, а потом поясню, что будет на другой. И если втолковать тому же Лиздейке, что кроме кровавого отблеска костров им при католицизме ничего иного не светит, то как знать — может, он еще и сам кунигаса подтолкнет, чтобы тот крестился и Русь возглавил. Между прочим, с поиском самой купели тоже никуда ехать не надо, — усмехнулся Улан. — Я как-то у Кейстута спросил, где бы поблизости божий храм найти. Мол, друг помолиться хотел да молебен заказать по случаю победы над крестоносцами. А он знаешь что мне посоветовал? Говорит, лучше всего ему не к какому-нибудь рядовому попу ехать, а к главному в Литве, вроде криве-кривайтиса, но для христиан. Правда, он находится в каком-то Наваградаке и проще всего заглянуть к нему на обратном пути из Берестья. Я после этого разговора у Яцко уточнил подробности и выяснил, что еще покойный Витень выбил в Константинополе для своих православных подданных отдельную епархию, или как она там у христиан называется. И ныне в этом Наваградаке сидит, в точности как и во Владимирской Руси, цельный митрополит Феофил. Между прочим, после смерти Витеня именно Феофил благословил Гедимина на великое княжение. Ну и Лиздейка само собой.
Петр уныло скривился.
— Все понимаю, но Русь под властью литовца… Бр-р, — передернулся он.
— Рюрик тоже не в Новгороде или Рязани родился, — запальчиво перебил его Улан. — А ты в курсе, что в Александре Третьем всего одна шестьдесят четвертая часть русской крови, а остальная немецкая? Ну и что? А славянофилом был еще тем! Аж с перехлестом. Да и зачем нам Александр? Давай-ка поближе пример возьмем. В тебе самом, друг ты мой разлюбезный, сколько русской крови?
— Хо-хо, — самодовольно подбоченился Сангре. — Во-первых, дед моей бабы Фаи. Причем чистокровный русак.
— И все равно раз прапрадед, это всего одна шестнадцатая, — быстро прикинул Улан. — Дальше.
— Во-вторых, дед у мамы Гали.
— Тебе он прадед, то есть еще осьмушка. Еще.
Петр наморщил лоб, с минуту вспоминал и наконец проворчал:
— А куда больше? Может, тебе этого мало, а мне так вполне.
— Тогда подведем итог, — невозмутимо кивнул Улан. — Сплюсовав перечисленное тобой, получаем три шестнадцатых или менее двадцати процентов. Так вот Гедимин по сравнению с тобою в два с половиной русее. Это если по крови.
— То есть?
— У него мать — минская княжна, я выяснил. И жена Ольга Всеволодовна родом из Полоцка.
— Помнится, Кейстут как-то назвал ее мачехой.
— Правильно, потому что она вторая. Но и первая тоже из Полоцка. Ее Агафьей Всеславной звали. Между прочим, двоюродная племяшка жены Александра Невского. Вот и получается, что это литовцам впору передергиваться, поскольку Кейстут с Ольгердом уже на три четверти русаки, а в том же Ягайле вообще одна осьмушка литовская останется. Между прочим, поляки не смотрели на то, что Ягайла был практически русским, а польской крови в нем вообще не имелось. Они его все равно и на своей принцессе женили, и королем Польши поставили. В смысле женят и поставят, — торопливо поправился Улан и возмущенно напустился на Петра. — И вообще, мы чего обсуждаем — национальность будущего государя или освобождение Руси от татар?! Лучше посмотри, сколько плюсов получит будущая держава. Гедимин и полководец от бога, и правитель приличный, а уж какую мудрую политику проводит по отношению к русским князьям, принимаемым под свою руку — залюбуешься. Мы старины не рухаем, а новины не уводим, — процитировал он слова кунигаса. — Опять же возраст у него приемлемый, еще двадцать три года будет править, а если его не убьют при осаде орденского замка, а уж мы постараемся, предупредим про якобы очередное видение, то и все тридцать, никак не меньше. Ну и наследники у мужика — залюбуешься.
