Солнце палило нещадно, несмотря на раннее утро.
Я спустился к морю, прошёл по берегу метров сто и позвонил в ворота роскошной виллы.
– Кто? – спросил металлический голос в динамике.
– Глеб Сергеевич Сазонов, – сухо ответил я. – Ирма Андреевна Громова назначила мне собеседование на восемь часов утра.
– Проходите, – проскрипел голос, и калитка автоматически открылась.
Я пошёл по бетонной дороге к дому, спиной, грудью, затылком и другими частями тела ощущая на себе зоркие объективы камер.
Дом смахивал на средневековый дворец, но меня таким зрелищем не проймёшь – видал я и дома покруче, и лужайки позеленее…
На первом этаже меня встретил охранник с внешностью молодого Шварценеггера. Он был смешон в своей многозначительности и напыщенности. Таких гусаров я укладывал с полпинка на лопатки, а со второго пинка они начинали ныть и просить прощения за войну в Ираке, высокие цены на бензин, падение доллара и прочие чужие грехи. Охранник проводил меня к Ирме Андреевне, которая дожидалась в гостиной.
– Здравствуйте, – Ирма Андреевна сделала охраннику знак удалиться.
Он исчез как марионетка, которую дёрнули за нужную нитку.
– Глеб Сергеевич? – Хозяйка заглянула в ноутбук, стоявший на обеденном столе.
– Он самый. – Я не стал церемониться и сел на роскошный диван, тонкие ножки которого под моим весом жалобно крякнули, а шёлковая обивка подозрительно затрещала.
В серых глазах хозяйки мелькнуло не то осуждение, не то испуг, но как дама высшего света, она ничем не выдала своих эмоций.
– Я навела о вас справки, – сказала Ирма Андреевна и присела на стул возле стола, ловко, компактно и без лишнего шума разместив своё сухое, узкое тельце, затянутое в безупречный серый костюм.
– Я нисколько не сомневался, что вы наведёте обо мне справки, – парировал я. – Надеюсь, ничего плохого вы обо мне не узнали?!
– Нет. – У неё была странная манера смотреть поверх головы собеседника. Даже такому невозмутимому парню как я, от такого взгляда хотелось почесать затылок. – Нет, ничего плохого, но много удивительного. Имея баснословно богатого деда, живущего в курортном городе, вы забрались в холодную Сибирь и работали там простым учителем в школе за мизерную зарплату. Зачем? Почему?!
– В последнее время я работал не учителем, а завучем школы. А деньги… Я не считаю, что это главное в жизни, и привык довольствоваться малым.
– Понятно. – Ирма Андреевна встала, стремительно прошлась по комнате и остановилась возле стола. – Хотя, если честно, ничего не понятно. Если вы так любили свою работу, если зарплата вас устраивала, почему вы уволились и уехали из Сибирска?
– Устал, – усмехнулся я. – Наша школа оказалась весьма коррумпированным заведением, а директор был эдаким «крёстным папой». Я устал бояться за свою свободу, вот и уволился.
– Вы трус?
– Нет. Но в тюрьму не хочу. По-моему, это нормальное человеческое желание – прожить свою жизнь, ни разу не сев в тюрьму.
– Странно. Что ж это за школа такая, откуда можно загреметь за решётку?
– Я же говорю вам, директор постоянно сам впутывался в криминальные дела и впутывал в них меня. – Я почувствовал раздражение. Рассказывать этой холёной дамочке об авантюрах, в которые меня втягивал Троцкий, мне не очень хотелось.
– Поня-ятно, – протянула она, снова присаживаясь к компьютеру. – Значит, вы такой весь белый, пушистый и безобразно честный. Говорят, вас дети очень любили?
– Не мне об этом судить, – буркнул я. – Раз говорят – любили, значит, любили. Я не силён в сантиментах.
– Ага, значит, вы большой, добрый сибирский медведь!
Я пожал плечами. Ирма Андреевна начала меня дико раздражать. У неё были замашки «хозяйки жизни», а уж я-то знал цену таким «хозяйкам».
– Вы поймите, я должна понять про вас всё-всё-всё. Ведь мне нужно доверить вам своего ребёнка, – пояснила она, очевидно, заметив моё раздражение.
Я кивнул.
– Спрашивайте, что хотите. Мне нечего скрывать.
– Почему вы не участвуете в бизнесе вашего деда?
– А зачем мне в нём участвовать? У него своя жизнь, у меня своя.
– Вы с ним в ссоре?
– Насколько мне известно, – нет.
– Странно… Бизнес такого масштаба, как у вашего деда, всегда требует «своих людей».
– Я педагог в душе. Делать деньги мне неинтересно и скучно.
– Лучшего ответа для меня быть не может, но… Как-то уж всё это неправдоподобно.
– А что для вас правдоподобно? Бык с волыной, который мочит своего деда, отбирает у него бизнес, деньги, остальное имущество и наслаждается бездельем на островах?
– Ладно, – вздохнула Ирма Андреевна, захлопнув крышку ноутбука. – С этой стороной вашей жизни мы разобрались. Теперь поговорим о другом, думаю, для вас очень неприятном вопросе.
– О жене? – догадался я.
Она кивнула.
– Ну, если Элку Тягнибеду можно назвать «неприятным вопросом», давайте поговорим о ней.
– Мне нравятся её детективные романы.
– Мне тоже.
– Тогда почему вы разошлись с успешной, богатой и красивой женщиной?
– Мы не разошлись. Мы решили пожить отдельно.
– Почему?!
– Видите ли… – Вопрос действительно оказался неприятным. Я встал, подошёл к окну и задумался, как бы попроще рассказать о тех рифах и айсбергах, о которые разбилась наша с Элкой любовная лодка.
– Вы не вынесли того, что ваша жена очень известна?
– Нет.
– Вам не понравилось, что она зарабатывает больше вас?
– Нет.
– Вам опротивело то, что рядом с ней вы стали фигурой второго плана?
– Нет!
– Вы ревновали её к поклонникам!
– Нет!
– К издателям?!
– Нет и нет!
– К продюсерам и режиссёрам, которые кидаются экранизировать её романы?! К журналистам, которые рвут её на куски, чтобы взять интервью?
– Прекратите ставить диагнозы моей семейной жизни! – возмутился я. – Мы с женой решили пожить отдельно, потому что… Потому что нам стало скучно друг с другом. У неё своя жизнь, у меня своя. У неё – журналисты, поклонники и экранизации, у меня – её тапочки в зубах, когда она без сил приползает домой после какой-нибудь «презентации». Я стал болонкой на поводке. «Ко мне! Гулять! Фу!» Целый год я гордился своей женой. Второй год – терпел. Третий – мечтал расстрелять всех её поклонников, издателей и режиссёров. Я хочу быть самостоятельной личностью, а не «знаете, это же муж самой Эллы Тягнибеды!»
