– Думаю, бесконечно долго, – зевнула на том конце Элка. – Ты, что называется, засветился. Может, бороду отрастишь для конспирации?
– Поздно. Я без бороды уже на работу устроился.
– Ну, дело хозяйское. Мне не спрашивать, в какой город ты улетел?
– Нет.
– А куда устроился на работу?
– Тоже нет.
– Может, тебе нужны деньги?
– Мне нужно, чтобы от меня все отстали.
– Все – это я?!
Я нажал на отбой.
Все разговоры с Бедой для меня в последнее время стали большим испытанием. Даже если нужно было всего лишь спросить, вскипел ли чайник, выяснялось, что я уделяю ей слишком мало внимания и не хочу прислушиваться к её мнению. Когда чайник всё же вскипал, я уже не очень хорошо помнил его предназначение, зато успевать дать Элке согласие поехать на выходные в Куршевель, а до этого молчать три дня, ходить на цыпочках и спать в прихожей на раскладушке, чтобы она успела дописать свой новый роман.
Я помассировал виски, чтобы снять напряжение после разговора с Бедой.
Едва я почувствовал себя сносно, как зазвонил мобильный телефон на дисплее которого высветилось «Беда».
– Слушаю, – сухо сказал я.
– А можно, я скажу журналистам, что ты изменил мне с Ксюшей Собчак, и поэтому мы решили пожить отдельно? – заискивающе пропела Элка.
– Только не с Собчак, – испугался я. – Она мне как сестра.
– Тогда с кем из знаменитостей ты хотел бы мне изменить? Пресса не отстанет, пока не узнает причину, по которой я осталась одна! Не могу же я на весь мир заявить, что мы просто друг от друга устали!
– Почему не можешь? – задал я наиглупейший вопрос.
– Потому что от звезды устать невозможно! Её можно только променять на другую звезду!!! – заорала мне в ухо Элка. – Немедленно говори, с кем ты хочешь мне изменить!
– Ладно, тогда с Собчак, – вздохнул я. – Она хоть книжки не так часто пишет как все остальные.
– Я всегда знала, что ты никогда меня не любил, – трагически прошептала Беда и отключилась.
Я опять помассировал виски, обследовал дом на наличие камер, и, не найдя ни одной, спокойно направился в душ. Через пятнадцать минут предстояло знакомство с Прохором.
Я побрился, переоделся в спортивный костюм и лёгкой трусцой побежал на лужайку перед бассейном.
Он не пришёл ни через десять, ни через двадцать минут.
Я занервничал, обежал лужайку по периметру и даже заглянул в бирюзовую глубину бассейна. Что делать, если воспитанник в богатом доме не является на занятия, я не знал. В школе я бы пригрозил ему отчислением, двойками, отрицательной характеристикой, а тут…
Я тоскливо посмотрел на окна хозяйского дома. Вокруг не было ни души.
Вдруг в кустах кто-то чихнул.
– Эй!! – Бросившись к барбарисовым зарослям, я раздвинул колючие ветки. – Эй, кто тут?!
Кто-то мелкий и юркий прошмыгнул у меня между ног и спрятался за широким стволом раскидистого дерева.
– Прохор! – догадался я и ринулся к пацану, в надежде с ходу завоевать его доверие и понимание.
Но пацан и не подумал проникаться ко мне добрыми чувствами. Он стремительно залез на нижнюю ветку дерева и тихонько завыл.
– Слезай, – задрав голову, попросил его я.
– Ты меня бить будешь, – провыл мальчишка, забираясь выше ещё на одну ветку. Он был типичный дохляк и недотёпа – тощий, нескладный, болезненно-бледный, в круглых очках и нелепо сидящей дорогой одежонке.
– С чего ты взял, что я тебя бить буду? – удивился я, гарцуя под деревом.
– Ты бандит! – пропищал пацан. – Я по телевизору тебя видел!
– Да ну? В какой передаче?
– Домашний… домашний…
– Любимец? – обрадовался я.
– Да! – заорал Прохор. Тонкая ветка под ним сломалась, и он грохнулся на землю.
– Сам подумай, – постучал я себя по лбу, наклоняясь над ним. – Разве бандит может быть домашним любимцем?!
– А кем же он может быть? – в ужасе уставился на меня пацан, выставляя перед собой руки. – Как раз домашним любимцем! Кто его, бандита, ещё полюбит, кроме домашних?
С логикой у него всё было в порядке.
– Я твой педагог. Вставай! – Я протянул ему руку, но он ужом извернулся на зелёной траве, вскочил и побежал к бассейну.
– Я твой тренер! – побежал я за ним. – Стой! Меня твоя мама на работу взяла! Она хочет, чтобы ты стал сильным и смелым, она хочет…
– Моя мама хочет, чтобы я с вашей помощью стал домашним любимцем!
– Тьфу! – Я резко остановился. Прохор бежал вокруг бассейна, а, значит, неизбежно приближался к точке, где стоял я. – Запомни, Прохор, домашние любимцы – это кошки, собаки, попугаи, змеи, крокодилы и кролики! Это животные! Они милые, о них принято заботиться, их принято кормить и баловать. К бандитизму эта тема отношения не имеет. Меня в телепередаче показывали как хозяина большой и доброй собаки. Собаки, слышишь, трусишка?! А я – добропорядочный гражданин, который по утрам чистит зубы, есть на завтрак овсянку и зарабатывает на жизнь тем, что воспитывает таких охламонов как ты…
Прохор всё-таки прибежал по кругу ко мне, и – замер как вкопанный, поняв подвох моей неподвижности и долгой, бессмысленной речи. Он встал на кромку бассейна, и, вскинув руки, начал балансировать на краю.
– А сейчас где твоя собака? – спросил он, с ужасом глядя в воду.
– С женой.
– А жена где?
– С собакой.
– Ясно. Значит, вы разлюбили друг друга, а страдает собака.
Он был так прав, что у меня защемило сердце.
Я протянул ему руку, чтобы он не трясся на узком бортике, но Прохор от руки отшатнулся, потерял равновесие и полетел в воду. Плавать он, естественно, не умел, поэтому камнем пошёл ко дну. Я нырнул быстрее, чем он успел нахлебаться воды и прежде, чем стёкла его очков намокли.
– Ну ты и кадр! – не скрывая испуга, выдохнул я в лицо Прохору.
– Вы меня утопите? – заплакал Прохор, пытаясь вырваться из моих рук и всё-таки уйти камнем на дно.
Я схватил его за шиворот белой рубашки, выкинул на берег и выбрался сам.
Начало моих педагогических подвигов никуда не годилось. Следовало пойти к хозяйке, чтобы отказаться от должности семейного педагога и баснословной зарплаты.
Пацан был невменяемый.
Прохор попытался вырваться и удрать, но я крепко держал за ворот мокрой рубашки.
– Я вспомнил, твоя жена книжки пишет, – неожиданно сказал он, переставая дёргаться.
– Есть контакт! – выдохнул я с облегчением. – Теперь ты понял, что я не бандит?
