Видно было, что чаша терпения переполнилась, и Владимир Ильич переходит к решительным действиям. Феликс Эдмундович очень быстро приехал из ВЧК.
– Вам придется взяться за наркомство по НКПС, – сказал Владимир Ильич, как всегда ласково и дружественно здороваясь с Дзержинским, которого он очень ценил и уважал.
– Что случилось, Владимир Ильич, почему я должен быть наркомом железных дорог?
И тут же завязалась беседа.
К сведениям, имевшимся у Владимира Ильича, Дзержинский прибавил еще новые, только что полученные и проверенные: о проявлениях саботажа на железных дорогах, об образовавшихся группах бывших дельцов железнодорожного мира, желавших мешать и всячески вредить налаживанию работы на транспорте.
Владимиру Ильичу не пришлось уговаривать Дзержинского. Феликс Эдмундович прекрасно понял с двух слов всю необходимость его работы на транспорте и тут же наметил главнейшие вехи и отправные пункты реорганизации Управления железными дорогами, сказав, что через три дня он представит Владимиру Ильичу необходимые сведения.
– Главное, надо найти больших ответственных специалистов, – сказал он. – Невзирая на их политические взгляды, лишь бы честно работали.
– Вот это правильно, – подтвердил Владимир Ильич. – Без хорошо знающих специалистов – на транспорте, как и везде, – мы не обойдемся…
– Заготовьте текст декрета о назначении Дзержинского наркомом НКПС, – сказал он мне, – мы подпишем его экстренно, опросом. Все бумаги о транспорте направляйте сейчас же Феликсу Эдмундовичу.
Это было в Кремле, в кабинете Председателя Совета Народных Комиссаров.
Ф. Э. Дзержинский был назначен наркомом путей сообщения. Опубликование этого декрета произвело огромное впечатление.
Через три дня на четвертый, в 11 часов утра, Ф. Э. Дзержинский был принят Владимиром Ильичом. Представив докладную записку, он ровным, спокойным голосом сказал Владимиру Ильичу:
– Конечно, мы кинем наш аппарат на помощь транспорту. Я убежден, что саботаж, вредительство, хулиганство быстро исчезнут. Самое же главное – это положительная работа на транспорте. Туда надо направить специалистов, хорошо их обеспечить материально; надо будет всячески оберегать их от несознательных и анархистских элементов, где сильно распространились анархо-синдикалистские идеи, поддержанные совершенно непонятной деятельностью Цектрана. Эти люди будут против привлечения старых специалистов, но нам надо это настроение переломить, повести широкую разъяснительную кампанию и убедить малосознательных людей, что это нововведение крайне необходимо для всего нашего транспорта, для всей нашей страны.
– Кого же вы думаете привлекать?
– Моим заместителем я очень хотел бы сделать большого специалиста, инженера путей сообщения И. Н. Борисова.
– А вы знаете его?
– Мы имеем о нем самые подробные и точные сведения. Он, конечно, человек старого порядка, фрондирует, всех ругает за ничегонеделание, за плохие порядки на транспорте, а сам он замечательный специалист и, главное, очень любит и знает дело железнодорожного транспорта.
– А пойдет ли он?
– Вот тут-то и нужно вам с ним поговорить… Ваше слово для него будет очень важно.
– Когда же?
– Да сейчас… Если разрешите, я пошлю за ним машину.
Дзержинский сейчас же соединился по телефону с ВЧК и сказал кому-то:
– Поезжайте к Борисову и самым деликатным образом пригласите его поехать с вами в Кремль. Да, да… Так и скажите: в Кремль, к Владимиру Ильичу; у него жена больная, чтобы не испугалась…
– У него жена больная? – спросил Владимир Ильич. – Удобно ли беспокоить?..
– Я думаю, ничего, он приедет; нельзя ли сейчас же через Управление делами позаботиться о его семье: послать доктора, привести в порядок квартиру, послать дров – не топят у них…
– Значит, у него положение отчаянное!.. И мы ничем ему до сих пор не помогли… – волнуясь, сказал Владимир Ильич.
– Да, это у нас плохо поставлено… – ответил Феликс Эдмундович.
– Нельзя ли сейчас же, – обратился ко мне Владимир Ильич, – организовать помощь инженеру Борисову и его семье?..
– Конечно, можно…
Я вышел из кабинета, позвонил в нашу больницу и сказал, чтобы немедленно старший врач вместе с сестрой милосердия выехали на квартиру к Борисову, чтобы оказать медицинскую помощь его больной жене. Я вызвал также одного из служащих по хозяйственной части, составил ему список продуктов до самоварных углей и дров включительно, велел забрать с собой уборщиц, тотчас же выехать по данному адресу и привести квартиру в полный порядок, затопить печки и прикомандировать одну уборщицу для обслуживания инженера Борисова и его семьи.
– Если на всех вас он будет ворчать, вы терпеливо все перенесите, – сказал я ему, – отлично делайте свое дело и отвечайте самым вежливым образом: «Так приказано», а кончив все, спросите, не нужно ли еще что сделать. Каждый день бывайте там, проверяйте и обо всем докладывайте.
Говорил я все это исполнительнейшему матросу с корабля «Диана» и наверное знал, что все будет сделано отлично.
Только я кончил все эти распоряжения, как из Троицких ворот мне позвонили, что приехал в Совнарком инженер Борисов. Я тотчас же сообщил об этом Владимиру Ильичу и Дзержинскому, а сам пошел встречать Борисова в нашу приемную. Пропуск для него, конечно, был заготовлен заранее.
Я самым деликатным образом приветствовал инженера Борисова. Он недоуменно улыбался. Я попросил его следовать за мной.
– Куда вы меня ведете? – отрывисто спросил он.
– К Председателю Совета Народных Комиссаров, к Владимиру Ильичу Ленину.
– Зачем я ему понадобился, – буркнул он, продолжая идти со мной рядом торопливым шагом. Он был одет в путейскую форменную тужурку. Все на нем было бедно, старо, но опрятно.
Мы прошли через внутренние комнаты Управления делами, и я ввел его через дверь старого зала Совнаркома к Владимиру Ильичу в кабинет.
Владимир Ильич встал и подошел к нему. Борисов, оглядев углы комнаты и не найдя иконы, спокойно перекрестился.
Владимир Ильич, улыбаясь, протянул ему руку.
– Здравствуйте! Инженер Борисов?
– Да, инженер Борисов…
– Вот познакомьтесь, товарищ Дзержинский, народный комиссар путей сообщения.
Борисов искоса посмотрел на Ф. Э. Дзержинского и обменялся рукопожатием.
– Садитесь, пожалуйста, вот здесь! – сказал Владимир Ильич, указывая на мягкое кожаное кресло, обходя в это время свой письменный стол и садясь в деревянное жесткое, с плетеным сиденьем.
– Скажите, я только что услышал, что у Вас больная жена?
– Да, – отрывисто сказал Борисов, хмуря брови, – умирает… Сыпной тиф… Захватила в очереди…
