– Я соединю нужное сама. Когда травы примут друг друга, мы предадим им зайца, только это будет не раньше, чем через два часа. Ты сказала много, а я не поняла ничего. Почему ты не хочешь выпускать герцога Эйвона и не ждешь свою подругу?
– Зое мамин кавалер был важнее. – Глаза Селины были полны слез. – Айри она просто так хотела вытащить, а Эйвона – чтобы папеньку не отобрали. Мы думали, у нее совсем ничего не вышло, она сама так считала, но графа… герцога на тропы выходцев все-таки затянуло. Как оттуда вылезти, он не знал, вот и сидел там, пока не оказался в Кагете у Монсеньора. Если б Айри спаслась, она бы тоже туда попала.
– Монсеньор в Кагете? – гоганни рассыпала тмин. – Но разве заяц с перевязью так далеко?
– В Кагете был герцог Алва, он тоже Монсеньор, ты его не знаешь.
– Я много слышала о Повелевающем Ветрами, он восхищает и вызывает ненависть.
– Только у поганцев, – подруга вздохнула и утерла глаза. – Монсеньор… Проэмперадор и герцог Алва очень дружат. Я не знала, что Монсеньор Лионель посылал Уилера встречать Монсеньора Рокэ… Там все вышло хорошо, но Эйвона надо куда-то девать. То, что Монсеньор Рокэ вернулся, – тайна, да и про Надор лучше помолчать, а этот… герцог Надорэа не сумеет. Раньше он считал тех, кто не носился с его кузеном, врагами и с ними не разговаривал, но мама ему немножко вправила мозги, и теперь Эйвон болтает даже с «фульгатами», потому что очень долго молчал.
Про Кагету у него Аспе вытянул, только он не знает про Зою и папеньку и ничего не понял. Папенька ведь тоже в Кагете был, но все бросил из-за Гизеллы и побежал сюда. Наверное, он не закрыл дверь, вот Эйвон и выбрался. Теперь Монсеньор Рокэ просит маму за ним приглядеть, но к маме я его не пущу. Придется держать герцога здесь и никому не показывать, иначе к нему пристанут родичи наших женихов, а он наговорит лишнего. Ну вот, теперь ты знаешь все, ты мне поможешь?
– Я буду делать, что нужно. Станет ли есть нареченный Эйвоном, что едим мы, или его естество требует иной пищи?
– «Фульгаты» говорят, он теперь все ест, хотя в Надоре у него с желудком было скверно.
– Я буду запекать ему юных кур в смеси из летних трав, она легка и уже готова. – То, что рассказала подруга, было понятно и не радовало. – Не захочет ли новый герцог увидеть покорившую его?
– Захочет, но мы не скажем, что мама в Альт-Вельдере. Пусть ждет письма и ест кур. Домешивай заячьи травы и пошли. Эйвон сидит в нижней гостиной, потому мы и полезли через забор.
– Я домешала, – сказала Мэллит.
Она ждала странного и не ошиблась. Нареченный Эйвоном казался неуместней обглоданных костей в цветочной вазе и лопаты в постели. Судьба не заклеймила его уродством, он все сделал сам, отпустив подобную щетке для сковород бороду и обнажив бледные уши.
– Добрый день, господин герцог. – Селина переступила порог и закрыла дверь. – Сержант Аспе передал мне письмо Монсеньора, он хочет, чтобы вы жили у нас.
– О! – гость вскочил, телом он был высок и худ. – О! Селина… Милое дитя, как я счастлив видеть вас живой, и где… где…
– Господин герцог, – подруга улыбнулась, но в глазах ее не было весны, – я тоже рада, что с вами все в порядке.
– Это ужасно, – странный человек шумно вздохнул, – ужасно… Умоляю, не называйте меня герцогом! Это была шутка Кэналлийского Ворона, шутка дурного тона! Рокэ Алва не столь страшен, как полагала покойная кузина, но он бывает жесток. Мне не следовало его беспокоить во время отдыха, тем более что он был… был слегка… Не важно, главное, я избрал не лучший момент для своего ходатайства. И все же я верю, что юный Ричард жив, он вернется, и мы добьемся справедливости!
– Я уже просила о помощи его величество Хайнриха, – Селина оглядела кресла и буфет в надежде найти несущего спокойствие кота. – Если Окделл сбежал в Гаунау, его найдут и казнят, а Монсеньор ничего не делает зря. Если он отдал вам Надор, значит, так нужно!
– Селина, во имя вашей прекрасной матери, не говорите так!
– Как? – не поняла Сэль. – Убийц и мародеров надо казнить. Господин Эйвон, я представляю вам баронессу Вейзель. Ее можно называть Мелхен.
– Сударыня, я счастлив столь дивному знакомству, – герцог Эйвон поклонился. Военные слегка наклоняли голову и щелкали каблуками, это было гораздо красивее. – Вы должны быть столь же добры, сколь и прекрасны. Убедите вашу подругу не держать зла на… на слишком рано потерявшего отца юношу.
– Разве можно назвать добром хлопоты за сотворившего зло? – удивилась гоганни. Нареченный Эйвоном говорил странно и не походил ни на кого из встреченных за порогом агарисского дома.. Даже дважды именуемый вызывал в памяти сразу барона Райнштайнера и Роскошную. Это было лишь тенью сходства, но оно было, а гость в серых одеждах казался чужим и непонятным.
– Садись, Мелхен, иначе герцог Надорэа так и будет стоять. – Селина отодвинула стул, села и вытащила поверх платья кольцо на цепочке. – Его величество Хайнрих оставил залог. Когда мне принесут голову убийцы, я его верну. Если вы устали, вам лучше лечь, у нас несколько комнат, в которых все готово.
– Нет! – В голосе гостя было страдание. – Я не могу вам верить… Вы – дочь лучшей из женщин, вы любили ее величество, а она прощала даже самых страшных своих врагов. Она не винила ни Квентина Дорака, ни Кэналлийского Ворона…
– Ее величество носила траур по его высокопреосвященству, а Монсеньора Рокэ она любила. Я не прощу убийцу ее величества и Розалин!
– Дитя мое…
– Ее величество зарезал Ричард Окделл. Вы провалились раньше и ничего не знаете, но Айрис вам говорила, что ее брат – подлец и предатель. Сударь, мне не хочется вас обижать, поэтому я сейчас уйду и пришлю домоправителя.
– Я… Селина, умоляю, скажите, где ваша матушка, что с ней?
– Мама здорова, – подруга вновь была спокойна. – Сейчас она с графиней Савиньяк.
– Сторонники Олларов… – герцог был непонятен и безутешен, – это рок. Конечно, Савиньяки – древний род, но, дитя мое, они… За гибель Эгмонта в ответе не только герцог Алва, но и Эмиль Лэкдеми, а граф Савиньяк упивался казнью несчастного Борна.
– Савиньяки служат Талигу, а мой брат – адъютант маршала Эмиля. Я все-таки позову господина Герхарда.
Селина встала, но выйти не удалось, поскольку проснулся спавший в щели меж двумя буфетами кот. Именуемый Маршалом проявил любознательность, он не был зол, но и радости не выказывал.
– Это наш кот, – объяснила Селина, – мама его купила в Найтоне вместе с домом. Мы там жили, пока нас не вызвали ко двору герцога Ноймаринен, только мы туда не доехали, потому что встретили сперва графа Савиньяка, а потом графиню.
Кот кончил обнюхивать гостя и удалился за дверь, стало слышно, как он точит когти. Зверь наносил ущерб дому, и Мэллит вышла, чтобы отнять его от терзаемой стены, кроме того, девушке не нравился разговор. Полные глупости слова будили память о колотушке для мяса. Почему старший из монсеньоров сделал нелепого герцогом, когда названный Лионелем всего лишь граф? Почему прислал сюда, а не к людям Райнштайнера? Бергеры могут без боли для себя стеречь любую болтливость.
