– Но он подписал.
– Потому что я велел, а вот доннервальдский епископ вдрызг с сычами из академии разругался и остался при своем мнении. Я с ним говорил – готовый кардинал, толковый, с норовом, но в руках себя держать умеет.
– Какая прелесть, как сказал бы Рокэ, – сощурилась Арлетта. – В Создателя сей муж норовистый верует?
– В Талиг он верует, – буркнул Рудольф. – И север знает, хоть и в Олларии восемь лет отслужил. Я понимаю, для Рокэ если не Сильвестр, то хоть камбала, только нельзя сейчас ставить кардиналом выпивоху и бездельника! В церковном смысле бездельника, как генерал Фукиано хорош, но генералов здесь хватает, так что пусть сидит в своей Варасте и вразумляет местных. Да ему и самому в нынешнее варево соваться вряд ли охота… После стольких-то лет! Про матушку его я и вовсе молчу, тут не в Сагранну, в Бирюзовые земли сбежишь!
– Бонифация я почти не помню. Маркиза Фукиано ужасна, в свое время наше семейство довольно изящно свалило разрыв моей почти помолвки на это обстоятельство, но старую ведьму можно держать на расстоянии. Обходитесь же вы здесь без супруги.
– Я – другое дело. – Рудольф остановился и по-бычьи наклонил голову, эту его позу графиня Савиньяк помнила. – Если Георгия будет при мне, сюда сбегутся и другие жены, особенно те, у которых дочки на выданье. Разводить в Старой Придде малый двор я не намерен – и дорого, и муторно, но увиливать я вам не дам.
– Рудольф, я не увиливаю. – Двор такая вещь, где-то да заведется, и очень похоже, что там, где Георгия… До возвращения Рокэ многие выжидали, теперь ринутся выказывать верноподданнические чувства. Алва на войне, с Бертрама где сядешь, там и слезешь, Рудольф не пускает, остается малолетний король в Ноймаре и его тетушка, урожденная принцесса Оллар…
– Вы не увиливаете, вы молчите.
– Мне трудно судить, лучше ли тот, кого я еще не знаю, того, кого я уже забыла.
– С епископом вы встретитесь послезавтра на приеме, но Гогенлоэ-то вы помните!
– О да.
– Рокэ заменил его на Фарнэби, сославшись на волю Фердинанда.
– В этом что-то есть, вы не находите?
– Гогенлоэ на пару с вашим братом, к слову сказать, до последнего пытался вытащить развоевавшегося байбака из ловушки. Потом они все же уехали. Ко мне. Разумеется, я вернул им должности, благо Фарнэби где-то болтался, а новый экстерриор оказался дрянью и предателем.
– Маркус болтался с королем до выходки Рокслея, потом уехал к себе, – напомнила графиня. – По словам известной вам госпожи Арамона, Фарнэби вел себя очень прилично. В частности, сцепился с мерзавцами, предлагавшими Фердинанду возглавить армию вместо Алвы.
– Ф-фу! – Рудольф вздохнул. – Опять его вечные отдарки, могло быть и хуже… Если б Рокэ пожертвовал Гогенлоэ ради Придда.
– Какая странная мысль.
– Придд не желает знать дядю. Из-за матери, полагаю.
– Подозреваю, мои мальчишки поступили бы именно так, но не подавать руки и лишать должности отнюдь не одно и то же.
– Именно! Если Фарнэби готов служить, я найду, куда его девать, но не за счет Гогенлоэ. Старыми друзьями и соратниками не разбрасываются.
– Я напишу, – пообещала Арлетта. – Кому? Рокэ? Ли? Бертраму?
– Всем, – обрадовал Ноймаринен. – Хорошо хоть в этом сошлись, вот бы вы еще и с преосвященным поладили.
– После Левия мне будет непросто. Я слишком часто вспоминаю кардинала, и отнюдь не потому… не только потому, что меня спас человек, который должен был спасать его высокопреосвященство и, очень может быть, спас бы. Левий варил шадди, копался в древностях, составлял гороскопы, говорил невозможные для клирика и эсператиста вещи. Он ни разу мне не проповедовал, очень хотел стать Эсперадором и терпеть не мог большинство своих собратьев, но он верил своему Адриану и служил тому, во что верил. Хуже того, спасший меня убийца тоже верует и тоже служит. Мне будет обидно, если кардинал Талига окажется вздевшим наперсный знак геренцием или экстерриором.
Глава 2
Талиг. Фалькерзи.
Гельбе
400-й год К.С. 22-й день Осенних Молний
1
«… я могу лишь надеяться, что Вы получите и прочтете это письмо и что оно принесет пользу. Вы слишком многим нужны и до́роги, даже если забыть о будущем Талига, а это ни для Вас, ни для меня немыслимо. Со своей стороны обязуюсь сделать все возможное не только для девицы Арамона и юной баронессы Вейзель, но и для моего ближайшего друга Арно и графини Савиньяк, если, разумеется, я смогу быть ей полезен хоть в чем-нибудь.
Искренне Ваш Валентин, герцог Придд».
Вряд ли Валентин думал, что утверждает приговор Колиньяру, но именно это он и сделал. Манрика пока спасал Надор и то, что сотворенные незадачливым кансилльером мерзости частично проистекали из желания исправить ошибки Сильвестра. Колиньяры же просто рвались к власти как таковой и ни в какой зелени при этом не плескались, им хватало собственной наглости. Впрочем, общество аконского епископа могло открыть в узниках Денежной горы новые глубины, в коих задохнется даже пресловутая крабья теща…
Дед бывшего обер-прокурора, по словам Бертрама, был приличным человеком, но умудрился воспитать завистливую скотину, уже закономерно вырастившую отменных негодяев. Размышлять, почему у медведей родятся ызарги и как из ызаржиных яиц порой вылупляются орлята, Савиньяк не стал: полученное письмо маршала занимало больше. Располагай Придд временем, он бы переписал свое послание набело, но полк уходил, и полковнику приходилось раз за разом дополнять уже законченное и даже подписанное. Разговором с Мэллит, собственным сном, видениями Арно, купанием эсперы в крови, появлением Райнштайнера с Ариго.
Новых сведений хватало, чтоб попытаться сплести Акону, Лаик и Мишорье воедино, не дожидаясь Рокэ, имелось и время: зайцы, раз уж взялись рассылать указы, дождутся ответов, вот через неделю станет весело всем. Заль с Сабве примутся давить огрызнувшихся, стричь признавших, загонять в стойло отмолчавшихся, но к этому времени сковорода с восемью перцами и одной морковкой будет готова. Она и так почти готова, дело за погодой и Салиганом, а сейчас можно и кошек половить. Итак, что знает Савиньяк, чего не знает Алва, и что знает Алва, чего не знает Савиньяк?
В полном распоряжении Рокэ, кроме Валме, оказались Уилер, Эпинэ с его бывшим сержантом, Салиган, Джанис, адуанский генерал, непонятно откуда взявшийся Ларак, Капуль-Гизайль, камердинер Бертрама и адъютант Эчеверрии. Мало того, Алва три с лишним месяца провел в обществе Левия, после чего навестил в Бордоне морисских родичей и рванул в Сагранну с ее капищами и варварами. Восточные горы прячут многое, что-то да навело на мысль о торских обычаях и запретах.
Бергеры бросают кошек в нетронутый снег и сидят до утра при свечах, чтобы, умерев, узнать друг друга в торосах нового Агмарена. Откуда у ставших горцами моряков эта уверенность и этот ритуал? Кошачьи следы, талая вода, кровь, огонь, камешки для будущих талисманов, бессонная ночь – все это не просто так. Как и облитый набранной опять-таки на закате водой уже бакранский алтарь и прижатые к черному камню ладони. В Сагранне не режут себе рук и не забиваются под крышу, только Рокэ решил смешать два ритуала. Привезший привет из Лаик «фульгат» помнил, что в подвал Алва с приятелями спускался во время обеда и позже, когда уже стемнело. Второй раз им понадобилась вода, причем из колодца не годилась – набирали сами в пруду. Что с ней делали, сержант не представлял, но и часа не прошло, как неуемная компания отправилась в парк за снегом. Закат прорицатели упустили, а полуночи дожидаться не стали, хотя закат – это для побратимства…
