– Погоди, – попытался прикрикнуть Капрас, до смерти довольный, что в часе езды от Речной Усадьбы сыскался сносный трактирчик. – Будет тебе и праздник, и подарки, только завтра. Подарки сплюшцы таскают, так что лежи тихо, а то спугнешь.
– Пуст! – немедленно шмыгнула носишком Гирени. – Старый Сэрвылый обещал брат мэна на пыр с табой. Я хачу выдет, как будэт красыво… Гдэ мое красывое платье, я должна его надэват! Мнэ его прывозылы издалэка, чтобы я тыбэ нравылась! И гдэ мая дура-курка, она мэна прычесает.
– Курка? – не понял Карло. Что говорить кагетке про Турагиса, и говорить ли, маршал пока не решил, а Пьетро тактично убрался.
– Курка глупая, – объяснила девчушка, – она мнэ служит, ее мнэ дарыл старый Сэрвылый. Гдэ он? Он тэбэ скажэт, что мэна нужно на пыр!
– Гирени, его нет.
– Ты мэна забырал ы нэ сказал стратэгу? Зачэм? Он хароший, он мэна лубыт, он будэт на тэба ругатца!
– Не будет! Гирени, мне пора к моим офицерам, а тебе пора спать, завтра мы поедем…
– Нэт! – Сейчас разревется, и что с ней такой делать?! – Нэт!.. Прышлы мнэ мою курку и платье, и сэргы с бусамы… Я сэгодна хачу быт красывой и нэ хачу спат. Сэрвылый обещал, я саду радом с табой и всэ станут сматрэт…
Девочка ничего не знала и хотела праздника, который ей обещали. У нее было красивое платье, очень похоже, с кого-то снятое, бусы и сережки. Ей обещали подарки, дорогие, куда дороже, чем он мог себе позволить, она бы сидела рядом с «лубымым», на нее бы все смотрели… Бацута!
– Гирени, – Капрас сжал тоненькие запястья, – попробуй понять. Турагис… Старый Сервиллий собрал разбойников, они грабили и убивали людей на дорогах. Я не мог позволить им это делать, мне пришлось… его остановить. Сейчас я должен идти, а тебе надо спать. Завтра мы поедем за подарками, потом я отвезу тебя к епископу…
– Нэт! Лучше оставлай мена у Сэрвылыя. На дорогах всэ бэрут, когда война и нэт умного казара, а твой казар поганый щенок и нычего нэ знает. Сэрвылый бэрот для дэла и нэмного для мэна, он мэна лубыт…
– Он тебе рассказывал? – не поверил собственным ушам маршал. – Про то, откуда у него… сережки?!
– Стратэг Сэрвылый брал у труслывых, и еще у подлых, чтобы гнат врагов от вашей Паоны. Так всэгда дэлают, когда надо много нужного покупат, а дэнег мало.
– Больше не будут! – рявкнул Карло и выскочил из жарко натопленной комнатки в другую, еще меньше. У двери на покрытом вязаной накидкой сундуке клевал носом Йорго. Подслушивает адъютант или нет, Карло до сих пор так и не понял, но сейчас парень слишком умаялся.
– Найди хозяйку, – распорядился он, – только быстро, и отправь к госпоже, она ложится спать! Люди собрались?
– Не все еще.
– Хорошо… Ну и жарища!
Маршал как мог спокойно спустился на первый этаж, где в общем зальчике радовал глаз разукрашенный зеленью и бумажными цветами стол, у которого священнодействовал Микис. Рядом крутились хозяин заведения и два его сына, Микис хмурился и зудел. Мимоходом услыхав, что никакого обращения в провинции не понимают, вот и кладут ножи не тем боком, а вилки и вовсе как грабли, Карло вышел на закрытую веранду, где чинно беседовали приглашенные.
Фурис что-то объяснял артиллеристам, Василис с Николетисом наперебой вспоминали какие-то прыжки через рогатки, отец Ипполит квохтал над растерянным Пагосом, а стоявшие наособицу Пьетро с Агасом чему-то улыбались. Глянешь, не зная, вроде бы все разбрелись по разным углам, но – внезапно понял Карло – эти люди вместе, причем надолго! В корпус их занесло разными дорогами, из Кагеты вернулись уже хорошие знакомые, но друзьями, если не больше, их сделали слухи о морисках, проклятая мельница, еще более проклятые усадьбы и сегодняшний штурм. Северорожденный корпус перерос свое название, став армией Кипары и Мирикии, пусть маленькой, но готовой к бою. Именно это и нужно сказать, поднимая первый тост. Чтобы запомнить пришедшие в голову слова, маршал тихонько произнес их вслух, и тут же будто с неба свалилась заключительная фраза, которая – нет, не повторяла – отражала предсмертные стихи Лидаса. Будто вода – пылающий мост…
– Пустыте мэна! – завопило сбоку, где обнаружилась садовая дверь. – Я хачу выдет этого гразнага лгуна, я ыду гаварыт ему правду! Он – глупэц и трус, он дэржал мэна в гадком кублэ, он нэ вэзот мэна к ымпэратору…
Ало-золотая куча вкатилась на террасу, потрясая кулаками и блестя галунами. Сабли придурку Турагис все же не дал, зато одел и раскормил. Пламенеющий казарон с лоснящейся ряхой, которая теперь слегка скрадывала нос, прокатился между кавалеристами и топнул ногой.
– Гдэ маи псы?! – взревел он, – гдэ маи комнаты?! Кагда мы едэм к ымператору, он ждот мэна, он будэт знат правду! Ты прэдавал ымператора и заточал мэна у старого бэздэлныка и дурака. Он сдыхал, как тупой баран, тэпэр я трэбаю…
Разожравшийся урод никого не забыл оскорбить. Тех, кто его пригрел и снабдил псами, тех, кто его не прибил вместе с разбойниками, а взял с собой; мертвого Хаммаила, живого Баату, далекого Курподая, всех кагетов, всех гайифцев, весь корпус…
– Какал я на тэба! – надрывался Пургат. – На тваих свынскых ослов, на тваю пахлую Мырыкыю! Вас будут давыт как тараканов, я буду давыт, вы будытэ хрустэт под маим каблуком вот так!
Первой жертвой казаронского гнева стала ни в чем не повинная глиняная кружка, позабытая кем-то на подоконнике. Пургат, не забывая потрясать кулаками, затопал сапожищами по пестрым осколкам, в самом деле хрустнуло, и тут на Карло накатило.
– Йорго! – не хуже кагета рявкнул маршал. – Пистолет.
– Я дабьюс уваженный и прызнания маих заслуг! Я…
– Мой маршал, – адъютант протягивает пистолет, в глазах удивленное сомнение. Брать в руки оружие, чтобы, помахав им перед чужим носом, убрать – нелепо, а Пургат давно стал чем-то вроде несварения, к придурку привыкли, солдатам так и вовсе смешно.
– Почему мэна, госта ымпэратора, не звалы на пыр?! Со всэм уваженыем? Мэна удалылы, чтобы я нэ гаварыл правду, чтобы я не мэшал дэзертырам сидэт в ванучей Мырыкыы, когда ымпэратор сражаетца!!!
Карло спустил курок совершенно осознанно; он целил в дубовый лоб, но Леворукий защищает своих бацут. Сухо и безобидно щелкнуло, кошачий кремень осекся, к вящему удовольствию Пургата.
– Трус! Храмой мэрын, я гавару в твое тупое лицо, ты…
– Пистолет, – прорычал маршал, не глядя протягивая руку. Оружие нашлось сразу и на сей раз не подвело. Грохнуло, алый бархат на груди урода дернулся, будто под ним оказалась мышь, и тут же из дыры плюнуло кровью. Подавившийся не то словом, не то кашлем казарон грохнулся на спину, кисло завонял сгоревший порох…
– Бацута! – Карло оглянулся и увидел сжимающих свои пистолеты офицеров; с пустыми руками был лишь Фурис. – Кажется, это ваше оружие?
– Да, – подтвердил бывший писарь, – и очень надежное, я наводил справки. Мастер Файерман из Эйнрехта достоин исключительного доверия.
