Мнение собственных практиков для кремлевских горцев ничего не значило, а вот всякие полушепоты, полуокрики, полуприказы, полуодергивания, раздающиеся за океаном, значили очень многое, поэтому в России и появился полиграф — он же детектор лжи.
«Как же мы все-таки падки на все заморское — не самое лучшее, но с «фирмой», с лейблами, — записал Вельский у себя в дневнике. — Главное, чтоб клеймо «Сделано в Штатах» было. А как потом этот хомут, предназначенный для мустанга, к нашей корове прилаживать, никого это не волнует. И никто этого не знает, вот ведь что интересно, а… Детектор лжи должен быть адаптирован к нашим условиям. У нас есть немало заматерелых, непробиваемых преступников, у которых на вопрос в лоб никогда не забьется заполошенно сердце и не подскочит давление — они слишком хорошо владеют собою. Вот и все, вот и тьфу с пшиком пополам; американская система при встрече с таким человеком только зашипит возмущенно, пыхнет огнем и взовьются вверх обгорелые проводки…
А мы перед этой машинкой во фрунт тянемся, под козырек берем.
Э-э, да ладно, хватит брюзжать.
Расследование по делу Влада подходит к концу, уже хорошо очерчены контуры, кто убийца, кто заказчик, все прозрачно, надо идти на прием к президенту, получать добро на арест «фигурантов», иначе же, без его разрешения преступников не взять: «фигуранты» с кремлевскими горцами спят в одной постели.
Уже прокручены, пропущены через тонкое сито все версии, в том числе и солнцевская, и кавказская, и израильская, и бейлисовская — словом, все. Наворочено вокруг этого дела так много, что не только черт ногу сломает, а целое стадо этих копытных угодит на больничную койку, прости ты меня, Господи! У лидера одной из самых мощных группировок побывал наш сотрудник Зубов; кое-кого из первых лиц в этой группировке он знает еще со школьных лет, поэтому решили воспользоваться этим обстоятельством и провести эксперимент — поиграть в откровенность, спросить в лоб: а не съели ли братаны любимого Хрюшу?
Как правило, «крестные отцы» в таких случаях не врут, играют в честность — у «паханов» это заложено даже в некоем своем кодексе, так что от руководителя группировки Coco мы сумели получить откровенный ответ.
Кстати, о лидерах. Когда лидер солнцевских сидел в тюрьме в Швейцарии, мы втроем — я, Михаил Борисович Катышев и начальник Следственного управления Казаков — ездили туда. Будь мы хотя бы чуточку непорядочнее, то могли бы подсунуть в Швейцарии полупроверенные документы, и тогда бы Михайлов на долгие годы загудел бы в тамошнюю каталажку, нас, кстати, подбивали на это… Но мы этого не сделали, потому что, как говорится, «истина дороже». Это, к слову, об истине. О юридической правде…
При встрече с Зубовым Coco категорически отверг причастность московских бандитов к убийству Влада. Анализируя результаты встречи, мы пришли к выводу, что тот не врет. Хотя от ответа на вопрос, кто все-таки убил Влада, Coco ушел — не захотел сдавать своих. А может быть, действительно не знает.
Думаю, Coco не резон врать, запираться и вообще ссориться с прокуратурой, тем более с Генеральной прокуратурой, — такие люди плотно сидят под колпаком.
Странная ситуация: тесные контакты с криминальным миром возможны лишь при нынешней власти, нигде в мире этого нет — между правоохранительными органами и криминалитетом стоит высокий забор, а у нас… В общем, мы едва ли не обнимаемся с главарями мафии и совсем не удивляемся, когда видим их на экране телевизора, сидящими рядом с президентом.
Такое и в страшном сне не приснится, такое раньше даже в мыслях допустить не могли — ни при царе, ни при Керенском, ни при большевиках.
И тем не менее это есть.
Как это получилось, кто объяснит? Какой дьявол забрался в наши души?»
85
Как-то Вельскому позвонил Ястржембский, помощник президента, руководивший связями с общественностью и с прессой — не последний человек на Кремлевском холме — и сказал:
— Сегодня мы с президентом были в Министерстве иностранных дел на встрече с дипломатами. Там была одна женщина — не знаю, кто она, как там очутилась, — то ли родственница кого-то из мидовцев, то ли приглашенная…. Суть не в этом. Она попыталась пробиться к президенту, но ее не подпустила охрана. А женщина эта, вполне возможно, способна помочь следствию…
— Следствию? По какому делу? — На контроле у Вельского было столько дел, что запутаться можно, а Ястржембский что-то тянул, не открывал карт.
— Делу об убийстве Влада, — сказал Ястржембский. — Она уверяла, что знает людей, убивших Влада.
— Координаты этой женщины у вас есть?
— У Вельского шло совещание и надо было быстрее закончить этот разговор.
— Координаты я записал. Холопина Пелагея Сергеевна… Вот ее телефон.
Вельский записал на бумажке номер телефона и прямо там же, на совещании, отдал бумажку Трибою:
— Держите, Петр Георгиевич. Очередная палочка-выручалочка. В кавычках, естественно.
Трибой посмотрел на генерального прокурора, все понял, грустно улыбнулся.
— Подсказка с барского плеча.
Вельский в свою очередь также все понял, но оставить без внимания звонок помощника президента не мог.
— Это был звонок Ястржембского, — сказал он.
— Сам звонил? Лично?
— Сам звонил.
Трибой вновь грустно улыбнулся и, глянув в бумажку, спрятал ее в карман.
— Пелагея Сергеевна — архаика какая… И откуда она только взялась? Пелагея Сергеевна… В Москве таких имен, может, два и наберется, не более.
Трибой теперь по «Владову делу» выходил на Вельского напрямую, без всяких предварительных договоренностей: когда было нужно, поднимал телефонную трубку и появлялся в кабинете генерального прокурора.
Вечером он зашел к Вельскому, рассказал, что за женщина, эта Пелагея Сергеевна.
История, которая с ней случилась, и впрямь удивительная, такое ни в каком отделении милиции придумать не смогут — подставкой не пахнет… Тут что-то другое.
В один из дней, в середине недели, Холопина решила съездить на дачу, проверить, все ли там цело, — ведь в наше бандитское время дачи вспарывают одну за другой, будто консервные банки, и выгребают оттуда все содержимое…
Вагон был почти пустой. Напротив Пелагеи Сергеевны, через ряд, уселись на скамейку трое улыбчивых молодых людей, вполне интеллигентного вида, хорошо одетых, единственное что плохо — громкоголосых. Холопину громкоголосые люди раздражали, и она закрыла глаза, сделала вид, что спит. А потом и сама не заметила, как провалилась в некую одурь — человеком она была не самым здоровым, иногда ее одолевали приступы, заканчивавшиеся, как правило, обмороком. Так случилось и в этот раз — она, словно убаюканная стуком колес, отключилась.
Парни, сидевшие напротив внимания на нее не обращали — дремлет облетевший божий одуванчик, и пусть себе дремлет… Небось, едет проверить, цело ли лукошко с луком и банка с горохом, оставленные на даче на зиму.
