Настоящих людей, я имею в виду людей чести, осталось раз-два и обчелся. Люди не то чтобы ссорятся или бьются на кулаках в потешном бою — люди убивают друг друга. Ни за что. Ни за понюх табаку. И грабят, грабят, грабят — каждую минуту, каждую секунду запускают руки в чужой карман. Если же кто-то мешает им это делать — немедленно хватаются за оружие.
Происходит это в основном в Москве — тут каждый день вспыхивает стрельба. На периферии же обстановка много чище, честнее, проще, воздух там свежее.
Особенно лживой, продажной оказалась наша интеллигенция. В первую очередь интеллигенция творческая. Эти люди, не все, конечно, но большинство из них, готовы служить кому угодно, любому богу, хоть коммунистам, хоть демократам, хоть Ельцину, хоть Ампилову или Жириновскому — лишь бы кормили. Лишь бы была выпивка с закуской.
Есть писатели, которым, например, стыдно говорить, что они — писатели. Я знаю литераторов, которые, заполняя анкету, в графе «профессия» готовы написать «электрик», либо «учитель», либо «инженер», но никак не «писатель», — им неудобно за профессию, за собратьев по перу. Перед Россией, если судить по большому счету, неудобно.
Писатели разделись перед народом до исподнего, догола, показали свои немытые тела и провонявшую потом, вином и несвежей едой одежду. Многие из них никогда уже не подадут друг другу руки. И имущество свое они потеряли.
Ко мне приходил Сергей Владимирович Михалков, старший из клана Михалковых, жаловался, что писателей лишили последнего — поликлиники. А ведь среди литературной братии немало фронтовиков, да и сами лиходеи от пера в большинстве своем — пожилые люди, которым требуется постоянная врачебная помощь.
Теперь же поликлиника перешла к какому-то бандиту, израильскому подданному по прозвищу Валера-Доктор. Я дал задание Московской прокуратуре проверить, в чем дело.
Москвичи проверили. Ситуация оказалась печальной. Среди писателей имеются люди, которых можно назвать неделикатным словом «вор». Не буду объяснять, как это было сделано, но представители писателей в Литфонде — некоторые деятели руководящей верхушки вместе с главврачом просто-напросто продали поликлинику, современное здание, начиненное современной аппаратурой. А Валера-Доктор, уголовный авторитет, просто-напросто заплатил по счетам. Увы, заплатил честно.
Все финансовые проводки по этой сделке оказались честными. Поликлиника уплыла, а писатели остались с носом…
Можно было бы, конечно, вмешаться и возбудить уголовное дело, ухватить виновных за ушко да выволочь на солнышко, но пусть уж писатели разберутся в этом сами. То же самое — и с главным писательским издательством.
В общем, в какую сторону ни погляди, куда ни сунься — везде криминал.
Операция по развалу Советского Союза была хорошо продумана, спланирована и осуществлена… Можно только похлопать в ладони: браво! Чувствуется, за океаном довольны сделанным. Еще бы — на это угрохали столько десятков лет и столько денег!
Говорят, что Ленин, создавая «Союз социалистических…», изначально допустил ошибку и заложил формулу распада в самой идее Союза. Не в этом допустил просчет Владимир Ильич. Он просто не мог предположить — не то чтобы просчитать, а даже предположить, что среди его партийных потомков окажутся такие люди, как Горбачев и Ельцин, — люди, для которых окрики из-за океана окажутся важнее, чем голос собственного народа. Ну а уж сравнивать умы Ленина и того же Горбачева — занятие вовсе бесперспективное. Сколько томов написал Ленин? За пятьдесят? А Горбачев? Разве можно их сравнивать?
Операция по развалу Союза писателей, очень мощной организации, была также тщательно спланирована за рубежом. Те из писателей, кто принял в ней участие, естественно, на стороне Ельцина, получили должности, медальки на грудь, гранты, возможность издаваться сколько хочешь, профессорские места в зарубежных университетах, кое-кому даже выдали новые квартиры, лауреатские и нелауреатские звания, почетные… Ну, например, звание заслуженного мелиоратора. Но таких отмеченных — немного. Остальных же просто смели в мусорную корзину. Как обрывки бумаги либо ненужное, отслужившее свое тряпье.
Удивительная вещь! И это писатели — властители душ наших.
Время, конечно, спросит со всех — кто где был и чем занимался, а история все расставит по своим местам. Только, когда это произойдет, нас уже не будет в живых.
Увы!
Прокуратура, конечно, не писательская братия, тут продажных душ будет много меньше, но, как говорится, и у нас все это есть.
Накаты на прокуратуру случались такие, что никакая плотина не могла выдержать, все трещало по швам. Печать — хорошо подкормленная, сытая, наглая — добавляла треска. Того и гляди все посыплется.
И должно, по идее, было посыпаться: ведь за прошедшие пять — семь лет многие из тех, кто сидит ныне на вершине пирамиды, стали преступниками — нахапали, наворовали, кого-то сгноили, понастроили хоромов, таких же видных и роскошных, как кремлевские, хотя на зарплату их максимум что можно было построить — шалаш в Разливе. Но сумели нахапать господа… А теперь трясутся — вдруг придется отвечать?
А ведь обязательно придется. Не сегодня так завтра, не завтра так послезавтра.
Но пока они стараются низвести прокуратуру до уровня мелкой конторы, оказывающей юридические услуги жертвам политических репрессий.
Не дождетесь, господа! Прокуратуру вам не свернуть. И если убийцы Влада не будут отданы под суд сегодня — они будут отданы под суд завтра».
112
Узнав о гибели Хозяина, Бейлис побледнел. Он закрылся в кабинете, попросил Люсинду никого к нему не впускать и стал вычислять, кто же мог убить Хозяина? Кто вообще мог себе это позволить? Если Бейлис выходит на улицу — точнее, выходил, поскольку последние пять дней он из офиса вообще носа наружу не казал, в сопровождении шести охранников, то Хозяин появлялся в окружении тридцати охранников, не меньше. И еще пару снайперов сажал на ближайшие крыши.
Бейлис взял лист бумаги, нарисовал на нем рожицу с большим носом, потом бритоголового парня с большой пушкой в руке, затем тощего, как глист, человечка с бородой, похожего на хасида, усевшегося на макушке кремлевской башни, прямо на звезде…
Поразмышляв минут сорок, Бейлис пришел к выводу, что ни одна из существующих криминальных структур, ни один «браток», сколько бы «паханьих» звезд на плечах и груди у него ни было, не мог убрать Хозяина — силёнок на это не хватало.
Тогда кто?
Вот вопрос, который невольно наполняет лицо мертвенной бледностью.
Бейлис даже без зеркала чувствовал, какого цвета у него сейчас щеки, лоб, шея. Будто он переохладился на морозе.
Понятно без всяких объяснений, кто мог убрать могущественного Хозяина. Против тех, кто убрал Хозяина, Бейлис тоже бессилен. Он просел, втянулся всем телом в кресло — показалось, что кто-то целится ему в затылок, старается найти стволом уязвимое место. Бейлис не выдержал, застонал.
