Он понял, что карьера его близка к завершению. Играть по кремлевским правилам он не сможет, а «горцы» не смогут подчиняться Его величеству Закону, соблюдения которого требует от них генпрокурор. Вот и все. Вот и нашла коса на камень.
116
Иногда Бейлису хотелось подойти к окну и, отодвинув в сторону тяжелую бронированную штору, посмотреть, что там, на воле? Синицы, небось, тенькают, прыгают с ветки на ветку, заглядывают в окна, выпрашивая у людей кусочек сала на пропитание: любят желтопузые свиное сало. Синицы всегда вызывали у Бейлиса умиление.
Что там еще? Серый туман ползет низко, цепляется за крыши, бабки судачат на скамейках, проклиная Ельцина и крохотные пенсии…
Бейлис насупился, по-боксерски выпятил нижнюю челюсть: побыли б они хотя бы один час на месте Бейлиса — взвыли бы. Ревут машины, унося седоков к их бизнес-планам, переговорам, прайс-листам, светским раутам с иностранцами, к великолепной жизни, которой раньше не было… Бейлис ощутил, как к щеке прилипла невесомая паутина, коже сделалось щекотно, он смахнул паутину пальцами, подумал, что именно такая паутина летает по воздуху в пору теплого бабьего лета, невесомая, золотистая, посмотрел на пальцы — паутины не было.
Дернул нервно головой: наваждение какое-то!
На глаза попался фотоальбом с африканскими снимками: все-таки неплохо они с Кржижановским провели тогда время… Вряд ли оно когда-либо повторится. Кржижановский оказался метким стрелком, Бейлису тянуться да тянуться за ним. Бейлис и сам осознавал собственное несовершенство по этой части, подтрунивал над собою, расхваливая Кржижановского.
Черный егерь, не понимая по-русски ни слова, согласно поддакивал. Кржижановский смеялся.
Хоть и обещал Кржижановский не сдавать своего лучшего друга Бейлиса, а сдал за милую душу. Даже салфеткой губы не вытер. Бейлис потянулся к трубке правительственного телефона, послушал ее.
Трубка молчала. Бейлис ощутил, как у него сам собою дернулся рот. Недовольный собою, Бейлис швырнул трубку на аппарат.
Самая надежная связь — мобильная. До кого хочешь можно дозвониться. Телефон этот, как близкий друг, может находиться в кармане, за пазухой, в портфеле — он у делового человека всегда с собой. Надо только знать номерок нужного господина — заветные семь цифр. Номерок-номерочек. Сжав зубы, Бейлис втянул в себя воздух, задержал его на несколько мгновений внутри, потом со свистом выдохнул.
— Дыши глубже, парень, — сказал сам себе и испугался собственного голоса. Голос был незнакомый, страшный, какой-то ржавый, словно Бейлис полжизни провел с открытым ртом на железном февральском ветру.
Он понимал, что на мертвого Хозяина свалят сейчас все громкие убийства последних лет, начиная с Отарика, банкира Кивелиди и кончая последними взрывами, в которые кто только не попал… Раз убрали Хозяина, то Бейлиса могут пощадить — хватит одного мертвого крупняка! Этого вполне достаточно для того, чтобы ублажить так называемое общественное мнение: Бейлис вновь с хрипом, со свистом — опять какой-то могильный, очень странный получился звук — втянул в грудь воздух, потом, помедлив немного, выбил его из себя — где-то, еще в комсомольские годы, он прочитал методику очищения организма таким способом и теперь старался ей следовать.
Нет, его не тронут. Как только решат, что его трогать не надо, обязательно включат телефон правительственной связи.
Качнув согласно головой, Бейлис вновь потянулся к телефонной трубке, которую только что с пренебрежением швырнул на аппарат. На этот раз он глянул на нее почти с нежностью, затаил дыхание и поднес к уху: а вдруг трубка заработала?
Телефон правительственной связи молчал. У Бейлиса потемнело лицо, губы сами собой сжались в тонкую твердую линию, и он опять с прежним пренебрежением швырнул трубку на аппарат.
Выругался, ни к кому не обращаясь:
— Суки!
Выложил перед собою аппараты мобильной связи — разноцветные, с новыми чипами, номера которых пока еще ни одна собака на свете не знает и уж тем более не знают чекисты, пасущие его в телефонном эфире. Мобильники ему нравились. Он довольно мотнул головой и, взяв один аккуратный аппарат розового с жемчужным патом цвета, набрал телефон Кржижановского, тоже мобильный, о котором Кржижановский говорил: «Это самый, самый, самый…», намекая на близость этого номера к душе и сердцу, но вместо зычного тембра Кржижановского в аппарате зазвучал мелодичный женский голосок:
— Вызываемый вами номер временно отключен либо находится вне зоны действия.
— Сука! — вновь выругался Бейлис, на этот раз обращаясь к симпатичному голосу, повторил надсаженно, хрипло: — Сука!
117
И Вельский, и Катышев, и Трибой одновременно ощутили, что интерес к делу об убийстве Влада со стороны Кремля угас. Собственно, и раньше не ощущалось особого «педалирования», как любил выражаться новый глава президентской администрации — большой мастак по части изобретения новых слов. Этого просто боялись делать. Но вот напряжение, натянутость струн чувствовались буквально физически — потому с Вельским так выжидательно, с неким опасением и одновременно неприятием разговаривали и президентская дочь, и глава администрации… Если тогда даже воздух звенел, то сейчас воздух звенеть перестал.
Трибой зашел к генеральному прокурору.
— Георгий Ильич, неужели настало время, когда из Кремля к нам не будут идти «указивки»? Ведь за две недели ни одной.
— Там попросту перестали интересоваться нами, Михаил Борисович.
— И из МВД никаких ложных посылов… Ни одного отвлекающего движения. Будто уснули коллеги. — Слово «коллеги» Катышев произнес подтрунивающим тоном.
— Еще недавно я пробовал прорваться к президенту. — Вельский махнул рукой.
— А сейчас?
— Сейчас уже не хочется. Сейчас я уже чувствую — конец близок.
Катышев крякнул и, опустив голову, выпил стопку какого-то очень крепкого напитка.
— Неужели беззаконие одолеет закон?
— Одолеет. — Вельский печально усмехнулся. — Считайте, что уже одолел. Знаете о том, что Алмазова сняли?
— Слышал, факт этот очень меня опечалил. — Лицо у Катышева обвяло.
— Я с высочайшим уважением относился и отношусь к этому человеку, хотя такой… скажем, дружбы между нами не было, — сказал Вельский, — несколько раз встречались, беседовали на разные темы. Последний раз это было на дне рождения у директора Службы внешней разведки.
Вельский замолчал, Катышев не замедлил подхватить его речь, тряхнул головой:
— Прекрасный человек, принципиальный, всегда имел свою позицию.
— Собственно, он создатель налоговой полиции.
— Сколько его ни давили — ни разу не продавили. Алмазов превосходно держал удар. Как настоящий офицер.
— И все-таки, Георгий Ильич… а если еще раз сделать попытку попасть к президенту? А? Чтобы все точки были расставлены.
