В ответ Вельский отрицательно покачал головой. На лице Катышева возникла улыбка. Катышев обладал завидным свойством даже неприятные сообщения принимать с улыбкой — то ли это была черта характера, переданная ему с молоком матери, то ли научился этому в своем вологодском прошлом — Катышев начинал карьеру в тех краях. Вельский всегда завидовал его спокойствию, его улыбке, сосредоточенности, умению выкладываться до конца. При всем том Катышев умел быть жестким человеком, и в глаза начальству, не стесняясь, говорил то, что думал, только смуглая кожа на висках покрывалась в этот момент крохотными белесыми пятнышками да на лбу проступал мелкий, едва приметный пот — свидетельство того, что человек волнуется.
Когда Гайданов — после «вечного ИО» — стал проводить в Генпрокуратуре слишком частые коллегии, будто топтучки в редакциях, где обсуждают разные мелочи, вплоть до того, каким шрифтом давать заметку о том, что на работу в газету требуется уборщица тетя Маня, Катышев был первым, кто выступил против. Нельзя дергать людей по мелочам, отвлекать их на многочасовые коллегии, дел и без того полно, как негоже и занимать чужой кабинет не по праву, — в общем, он не стесняясь, высказал Гайданову прямо в лицо то, что думает… Гайданов только беспомощно разводил руками да крутил головой из стороны в сторону — ответить Катышеву ему было нечем.
Еще одно качество отличало Катышева — он был беззаветно предан закону. «Именно такой человек должен командовать российским следствием», — в свое время решил Вельский и подал на него документы президенту с просьбой утвердить Михаила Борисовича Катышева заместителем генерального прокурора. И тот издал указ. С другой стороны, поставь Вельский на следствие другого человека, не Катышева — более гибкого, прислушивающегося к политическим выкрикам, у него не было бы проблем с Семьей… Зато коллеги, особенно за рубежом, смотрели бы на Российскую прокуратуру косо: слишком прогибается перед власть имущими.
Нет, Катышев, Катышев и только Катышев!
— Прорываться к президенту бесполезно, Михаил Борисович. Вы же сами все прекрасно видите…
Катышев коснулся пальцем виска, то ли хотел козырнуть по-солдатски, то ли стереть бледную чешуйку — пятнышко, проступившее на коже, прошел к приставному столику. Сел.
— Не знаю, что и сказать. Если только сталинское «Попытка — не пытка», но не могу.
— Почему сталинское?
— Говорят, он очень любил эту пословицу. И спрашивал, глядя на Берию: «Правда, товарищ Берия?»
— Проситься на прием бесполезно, Михаил Борисович. Особенно с делами об убийстве Влада, Димы Холодова и другими. Да вы все это лучше меня знаете. С каждой фамилией, с каждым убийством обязательно кто-нибудь из сильных мира сего связан. Куда ни плюнь — обязательно в кого-нибудь попадешь — то в Чубайса, то в Кржижановского, то в дочку самого царя, то еще в кого-нибудь, так что боюсь… Думаю, что президент это понял и теперь сам постарался вычеркнуть меня из списка лиц, приближенных к трону. Я теперь не нужен ему… Такой не нужен, Михаил Борисович, — специально подчеркнул Вельский. — Чую, не за горами час, когда на Малой Дмитровке появится новый генпрокурор.
— Свят, свят, свят, Георгий Ильич! — Катышев со всегдашней своей улыбкой сплюнул через левое плечо. Глаза у него неожиданно сделались виноватыми. — Не надо никаких перемен. Как там говорят французы? «Лучшая новость — отсутствие всяких новостей»? Так вот, не надо нам никаких новостей по части перемен.
Впрочем, Вельскому были ведомы и примеры, когда президент на чью-нибудь высокую просьбу о закулисном помиловании какого-нибудь вора с толстым портфелем или заказчика — специалиста по громким убийствам, упрямо набычив голову, говорил: «Как прокуратура решит, так и будет» — и ни на сантиметр не отступал от этой позиции. За эти редкие примеры того, как надо себя вести, Вельский был благодарен президенту.
118
Внимание Бейлиса привлек черный аппарат с мелким золотым крапом — последняя модель «Сименса» — очень нарядный аппаратик, сам в руку просится, того и гляди прыгнет в ладонь, словно воробей. Бейлис подтолкнул его к себе с задумчивым видом, аппарат, будто хоккейная шайба, легко проскользил по столу, Бейлис тормознул его пальцем. Игрушка ему нравилась.
Надо позвонить жене. Сама не объявится — небось обиделась. За городом сейчас хорошо — не пахнет дерьмом, как в Москве, не надо оглядываться на каждого подозрительного человека, следить за его движениями: не выдернет ли он из кармана пистолет? Впрочем, это Бейлиса не касалось.
Раздражение, вызванное последним разговором с женой, прошло, надо позвонить ей.
Если гора не идет к Магомету, то Магомет идет к горе. В конце концов, от него не убудет, если он позвонит и скажет жене, что на ближайший праздник купит ей новую шубу из скунса и бриллиантовое колье. Пусть порадуется.
Ударом пальца он подбил красивый, черный, с золотым мерцанием мобильный аппарат, тот закрутился, как орех на лакированной поверхности стола. Бейлис ловко подхватил его и заработал кончиком мизинца, тыкая в крохотные кнопки с цифрами. Поднес аппарат к уху и неожиданно вздрогнул: голос жены — громкий, напряженный — раздался совсем рядом — ну будто бы она находилась в этом кабинете и, облокотившись на спинку его кресла, кричала ему прямо в ухо. Бейлис поморщился.
— А говорить потише ты можешь?
— Могу. — Жена сбавила тон, в голосе ее послышались виноватые нотки. — Что-то случилось?
— Ничего.
— Ты читал сегодняшние газеты?
— Еще нет. А что? — Бейлис почувствовал, как у него в горле начало першить, будто туда сыпанули пыли, он закашлялся.
— Тебя полощут сразу в трех газетах…
Бейлис откашлялся и сразу почувствовал, как у него изменился голос — в нем появились противные трещины, голову обдало жаром. Следом он почувствовал, как у него мелкой дрожью затряслись ноги — колени и икры.
— Какие хоть газеты? — Бейлис повел головой в сторону, пытаясь освободиться от першения в горле, — от этого простого движения противная дырявость в горле должна исчезнуть. Но рецепт не помог, голос сделался еще более дырявым, чужим.
Жена назвала. Это были газеты второстепенные, даже третьестепенные, Бейлис их не выписывал.
— Ты-то откуда все знаешь? — спросил он.
— Охранник привез газеты со станции. Ты же наказал мне, чтобы я была в курсе…
— Наказал, наказал… — недовольно пробурчал Бейлис. — И что же там про меня пишут?
— Что ты убил троих человек — Влада, редактора газеты, которая опубликовала про тебя материал и этого самого… Сейчас, сейчас, дай загляну в газету. — Жена заторопилась, зашуршала бумагой. Собственно, она могла и не искать, и без того было понятно, кто третий. Бейлис тяжело потянул подбородок в сторону, ощутил, что тот неожиданно налился свинцом, сделался грузным. — Вот… Написано «вор в законе» по прозвищу Хозяин.
— Нормальный человек, авторитетный, — пробормотал Бейлис недовольно, — а они сразу — «вор в законе». Этих бумагомарак давить надо.
