Изнутри жилище гро Кургриса тоже было непривычным для жителя Пенгверна. Шатер не был разделен на отдельные помещения, так что обозреть интерьер можно было уже от входа. Пол и стены были устланы мягкими коврами с длинным ворсом, красочными и разнообразными рисунками. Тут были и абстрактные узоры, и вытканные животные, сцены из быта и битвы, охоты, эротические сюжеты… Тут же на стенах висело оружие охотника, вдоль стен расставлено несколько сундуков. По полу в беспорядке разбросаны подушки и одеяла, несколько низких столиков на гнутых ножках стояли тут и там, уставленные закусками или с разложенными на них книгами, а в центре всего этого гордо возвышалась печь, монолитная, белая, покрытая синими узорами, похожая на единственный оплот порядка в этом царстве хаоса. Удивительно, но несмотря ни на что, в доме было очень уютно. Хотелось задержаться подольше, присесть, а лучше прилечь на какое-нибудь одеяло, вдумчиво и неспешно разглядывать ковры, попивая темное тягучее вино, а, если глаза устанут, можно перевести взгляд на открытую печь и любоваться пляшущими языками пламени. Акселю пришлось совершить над собой усилие, чтобы найти среди всего этого хозяина, чтобы заметить, как тот откладывает в сторону метатель и призывно машет рукой. Гро Кургрис даже на вид отличался от собратьев из Орочьего города. Поджарый и покрытый шрамами, он скорее напоминал настоящего степного жителя, чем его городские собратья, привыкшие к относительно сытой и праздной жизни. Теплый домашний халат смотрелся на нем чужеродно, да он и был чужероден, стоило чуть присмотреться. Чуть откинувшаяся пола халата открывала перевязь с кобурой, пересекающую жилистую грудь – даже в своем доме орк был готов к драке. Единственное, что отличало его как от степных собратьев, так и от городских – это высокий рост. Орк был всего на пару сантиметров ниже среднего человека, что говорило о возможной примеси человеческой крови – о таком было не принято расспрашивать, так что точно Аксель не знал. По возрасту Сакар был почти ровесником Акселя, но выглядел гораздо старше. Орки живут столько же, сколько и люди, но взрослеют быстрее, и в свои двадцать с небольшим у хозяина шатра был вдвое больший стаж работы охотником.
Аксель стянул сапоги и проследовал к гро Кургрису, который возлежал на возвышении из одеял и подушек в противоположном от входа конце помещения.
– Привет, дружище. Рад, что ты наконец до меня добрался. Прости, что не встаю навстречу гостю – видишь, в каком плачевном положении я теперь нахожусь, – орк кивнул на свои ноги, плотно затянутые в лубки. – Поэтому угощайся сам, чем найдешь, и присаживайся рядом.
– Как тебя угораздило, Сакар? – поинтересовался Аксель.
– Издержки охоты на одном месте, сам понимаешь, – пожал плечами орк.
Аксель понимающе кивнул. Охотники очень редко задерживались в одном районе. Обыватели часто интересовались, почему бы им не разделить город на участки, не распределить их между собой и не охотиться каждому в знакомом месте, которое охотник будет знать как свои пять пальцев. Так действительно было бы удобнее, если бы не одно «но». Обычно люди не учитывают того факта, что одержимый сохраняет память разумного, которым он был раньше. Если одержимый будет знать все о том, кто будет за ним охотиться, ему будет намного проще избегать встречи, а то и нанести упреждающий удар. Обычно, если охотник оседал на одном месте, это значило, что он уходит на заслуженный отдых. Такой охотник старался поселиться в тех местах, где его никто не знает, и в ближайших окрестностях с этого времени охотился только в исключительных случаях. Но не так было с гро Кургрисом – он был вынужден жить там, где охотится, и это очень осложняло его жизнь. Уже несколько раз разумный только став одержимым вместо того, чтобы по обыкновению уничтожить собственную семью или ближайших соседей, первым делом отправлялся к гро Кургрису, рассчитывая его прикончить, а уж потом спокойно заниматься любимым делом. Именно так, похоже, произошло и на этот раз.
– Охотиться становится все сложнее, – неприязненно морщась, жаловался Сакар. Аксель приготовился слушать. По предыдущим встречам он знал, что гро Кургрис любит пофилософствовать, и не видел причин отказывать орку в его маленьких слабостях. Торопиться пока было некуда. – Сам понимаешь, издержки оседлости. Вот честное слово, давно бы уехал отсюда, но как представлю, в какой рассадник одержимых превратится эта проклятая вечная стоянка, так страшно становится. Ты бы знал, как я мечтаю, что однажды все здешние отбросы разгонят, а на месте этой помойки построят что-нибудь стоящее. Я еще в юности, когда отсюда выбрался и понял, как живут нормальные разумные, пытался сообразить, почему это до сих пор не сделано. Вывезти эту шваль из города, забрать детей, чтобы воспитать из них что-нибудь стоящее… Потом только понял, что все упирается в деньги, как всегда. Сияющие золотые гульдены, которых никогда не хватает. Чтобы очистить это место, нужно очень сильно потратиться. И еще общественное мнение. Благодаря Орочьему городу нормальные жители ненавидят и боятся даже моих степных собратьев, но стоит только пройти слуху, что их хотят отправить обратно в степь, волна поднимется до небес. Те, кто сейчас предпочитает переходить на другую сторону улицы, увидев орка, первые начнут орать о геноциде и уничтожении «уникальной культуры». Проще каждый месяц бросать моим уважаемым соседям подачки, чтобы не возникали, и забыть о том, что здесь творится. Интересно, что они будут делать, если я сдохну до того, как найду преемника? Обнесут эту клоаку стеной и сделают еще одно Пепелище, не иначе. Зато самобытная культура сохранится. Всем плевать, что мою рожу здесь знает каждая крыса. Не поверишь, в последний раз одержимый расставил на меня ловушку. Сидел спокойно в той куче мусора, которую здесь называют юртой, резал потихоньку родных и соседей, а когда я его почуял и заявился, вместо того чтобы напасть, принялся убегать задворками. И я, как последний идиот, рванул догонять. Охотничий инстинкт сработал. Аксель, друг, мне стыдно в этом признаваться, но я попал в волчью яму! Как самый наитупейший из всех тупых баранов, я побежал на убой и просто свалился в яму с кольями! Как мне удалось после этого все-таки прикончить одержимого, даже сам не могу объяснить.
Аксель с трудом удержался от того, чтобы перебить орка. Как всякий опытный охотник, он знал, что одержимые не занимаются физическим трудом. Еще одна черта, еще одна повадка, неизвестная широкой общественности, особенность, о которой не принято распространяться в среде охотников. Одержимые не работают. Они могут заставить работать кого-нибудь из своих жертв, если это для чего-нибудь нужно, но никогда не станут что-то делать самостоятельно.
– Да-да, не смотри на меня так… – заметил гро Кургрис ошеломленный взгляд Акселя. – Самая настоящая волчья яма, с отличными и крепкими притом кольями на дне. Если бы я не знал, что это невозможно, я бы подумал, что кто-то ему добровольно помог! Ну не укладывается у меня в голове, что одержимый сам взял в руки лопату, и не для того, чтобы отрубить кому-нибудь ею лицо. Я тебе больше скажу, что-то подобное я замечал и раньше. Ты знаешь, на мелочи вроде как не обращаешь внимания, но когда мелочи начинают происходить регулярно, поневоле насторожишься. Аксель, драгоценный, после того, как я вернулся из больницы, я сижу здесь безвылазно вот уже декаду, и в моей голове начинают заводиться неприятные мысли! Я. Не. Понимаю. Что. Здесь. Происходит. – Последнюю фразу Сакар выделил особо, стараясь подчеркнуть степень собственной растерянности, после чего резко сменил тему: – Аксель, дорогой, молю тебя, скажи мне, что у тебя в рюкзаке дальнобойный стреломет? Прошу, работай в этот раз издалека! И не торопись, заклинаю! Я знаю, что работать издалека не принято. Но поверь, если кто-то из местных помрет по ошибке, мир от этого ничего не потеряет. Лучше ошибиться, чем попасть впросак.
